Текст выступления Вячеслава Игрунова на Центральном Совете партии СЛОН, 17 января 2004г.
Главная задача - в том, чтобы предотвратить сползание к жесткому авторитаризму
Сокращенный текст выступления В.Игрунова
Итоги партстроительства и парламентских выборов для партии СЛОН
Совет носит чрезвычайный характер, это связано с итогами избирательной кампании и с тем, что произошло. Партия у нас молодая и, как я понимаю, многие наши активисты, которые шли на выборы, не представляли, какой будет результат, и что будет происходить с политической ситуацией в стране. И мы решили, что не будем откладывать до марта пленум ЦС, а соберемся сейчас: обменяемся мнениями, выскажемся по ситуации для того, чтобы двигаться вперед. Одна из важнейших причин – это попытка оценить, чего мы достигли за эти полтора года, что начали создавать партию.
Когда мы создавали эту партию, вспомните, не только в прошлом году, но и в позапрошлом, мы говорили, что политический спектр России претерпит существенные изменения в ходе парламентских выборов. Парламентские выборы, в крайнем случае, президентские, приведут к слому устоявшейся партийно-политической системы в России, начнется формирование в левом центре новой политической силы, и мы должны быть к этой ситуации готовы, чтобы принять активное участие в формировании новой политической структуры. Именно поэтому мы хотели создать партию до выборов 2003 года. И то, что мы смогли в тяжелейших условиях, в условиях сопротивления создать партию, более того успеть принять участие в выборах - это почти невероятно!
Минюст, например, был совершенно убежден, что при этих обстоятельствах нам не удастся этого сделать. Мы это сделали, и, на мой взгляд, это действительно достижение, и это говорит о том, что организационный потенциал у партии есть.
Трудно шел процесс, тяжело шел процесс, но, тем не менее, мы уложились в такие сроки, в которые, например, пройти регистрацию региональных отделений не смогла бы ни одна политическая партия. Мы действительно сделали очень значительный рывок - и вышли на выборы. И то, что мы могли принимать участие в выборах как самостоятельная единица, мне лично не особенно верилось. А тем, кто знает эту кухню, это и во сне не снилось, тем не менее, мы это сделали!
Но ведь наша партия молодая, даже здесь сидит много молодых - в основном люди от 20 до 25 лет – многие из них раньше не принимали участие в политической жизни и политических партиях, они полагали, что если мы пойдем на выборы, то мы сразу получим очень серьезный результат, поэтому они испытали некоторую фрустрацию, некоторое разочарование.
В ходе избирательной кампании возникло много огорчений. Эти огорчения двоякого рода: мы вышли на выборы, тогда как говорили на съезде, что мы создаем штабы и они будут тренировать наших людей, готовить технологов, готовиться к региональным выборам, чтобы уже принять в них активное участие. Тем не менее, эти штабы были созданы не везде и, более того, в какой-то момент они фактически остались не удел. И это вносит определенное разочарование. Но я по этому поводу хотел бы сказать следующее. Как вы знаете, мы получили деньги очень небольшие, с такими деньгами нормальная политическая партия на выборы не пошла бы. Но мы настолько раскрутили моховик, настолько раскрутили темп строительства, что, если бы мы не пошли на выборы, то с партией случилось бы то же самое, что случается с разогнанным автомобилем, в котором нужно срочно ударить по всем тормозам.
Нам приходилось выбирать из двух зол: либо мы сейчас тормозим, испытываем разочарование и часть партии начинает рассыпаться, либо мы идем на выборы, получаем очень небольшое число голосов, а потом смотрим, что у нас от партии осталось, поэтому мы согласились работать с небольшими деньгами. На самом деле, как вы догадываетесь, расчет давал нам уверенность, что мы будем эффективно работать и сумеем набрать некоторые голоса.
Когда мы подошли к основным мероприятия, когда мы должны были запустить буклеты, газеты наше финансирование было прекращено.
Конечно, сыграло немаловажную роль и то, что мы зарегистрировали нашу партию как СЛОН.
В прежних опросах, которые делал ВЦИОМ, она значилась как «Союз людей за образование и науку», т.е. она ориентировалась на определенный профессиональный электорат, ориентированный на определенную тематику. Тем не менее, когда мы должны были выбрать между двумя названиями, а их совместить в одном бюллетене оказалось невозможно, то мы выбрали партия СЛОН.
У нас была гипотеза, что нам не хватит денег даже на минимальную рекламу. У меня было мнение, что даже если мы деньги получим, мы можем лишиться их на каждом шагу, более того, даже на стадии сбора подписей.
Как только мы позиционировались как СЛОН, с таким вот парадоксальным названием, не годящимся, по мнению всех политологов, для политической жизни, мы сразу получили дополнительный ресурс: нашу партию начали обхихикивать, начали упоминать в разных доброжелательных и не очень доброжелательных контекстах и нам удалось еще до того, как мы вышли на выборы сделать ряд публикаций в центральной, в региональной прессе, по телевидению: СЛОН был смешон, СЛОН не влезает в бюллетень – вот одно из запомнившихся названий. Представьте, если бы мы были «Союз людей за образование и науку», кто бы нас осмеивал, кто бы писал об этом в газеты.
Так как мы точно знали, что собрать большой процент голосов нам не удастся, мы сделали ставку на то, что мы внесем парадоксальное название, которое будут обсуждать и которое останется, а следующий год будем связывать СЛОН с «Союзом людей за образование и науку». Существование такого названия как СЛОН должно было привести к интересу самой этой аббревиатуры.
Ну и, наконец, получив деньги, мы могли выйти на телевидение, если мы хотели сохранять себя с этим брэндом, с этим названием, мы не могли брать ни бесплатное, ни платное время - на это у нас ресурсов не было.
Мы могли сделать только минимальный ролик. Благодаря тому, что на нашем ролике был совершенно нетривиальный слон, он вызвал запоминание, интерес: а, «потому, что добрый он», люди запомнили это. Парадоксальное начало кампании вызывает интерес, за счет этого мы, конечно, пришли к двум последствиям: с одной стороны, тот, кто сознательно готов был проголосовать за «Союз людей за образование и науку» не проголосовал, наверное, за СЛОНА, но зато о СЛОНе узнало гораздо больше, чем если бы мы поставили название «Союз людей за образование и науку». Сумма приблизительно одинаковая, но запоминание СЛОНа имеет долгосрочную тенденцию, оно имеет капитал, если мы сегодня будем продолжать работу, например, в регионе выходить на выборы. это усилит наши позиции. Поэтому лично я считаю, что ошибка допущена не была, лично я считаю, что мы сделали максимум из того, что мы могли сделать.
Итак, мы приняли участие в выборах и заявили о себе, как о полноценном политическом субъекте.
Анализ политической ситуации в стране
Дальнейшее мое выступлние будет посвящено другим проблемам - проблемам, которые происходят в стране. То, что происходит в стране, на мой взгляд, представляет чрезвычайно интересный исторический процесс.
Для меня лично, то, что произошло за последние десять-пятнадцать лет, является революцией, очень похожей по многим параметрам на французскую революцию. Даже, когда считаешь даты, содрогаешься: 89-й, 91-й, 93-й, 98-й, 2004… Конечно, разные процессы, но созвучие цифр просто разительное! Поэтому я буду пользоваться терминами для таких процессов: революция, термидор, реставрация. На мой взгляд, то, что произошло, то, что мы наблюдаем сейчас – это завершение полного революционного цикла: от революции 89-91 гг. с разными фазами до реставрации. На мой взгляд, сегодня мы имеем режим реставрации.
Реставрация не означает восстановление старых порядков. Как вы понимаете, во Франции пятнадцатого года порядки были не феодальные, это был не старый порядок Франции, это была другая система - реставрирована была монархия, система управления. У нас на сегодняший день, на мой взгляд, произошла реставрация того, что очень элегантно в годы Перестройки называли административно-командной системой.
Часто пользуются словом «авторитаризм». Мне кажется это эмоциональный перехлест, причем не осмысленный даже с интеллектуальной точки зрения - ни о каком авторитаризме речи быть не может, а та авторитарная система, которая складывается, может в определенном смысле называться командно-административной системой. Если рассматривать бюрократию, как некий неумирающий класс, можно сказать, что на рубеже 80-90–х годов этот класс испытал страшный стресс, как оказалось, нокдаун. Но прошло какое-то время, и шаг за шагом эта структура, эта бюрократия, восстановила свое влияние, она пришла в чувство, она снова взяла власть в свои руки и нашла иные механизмы, несколько отличные от тех, которые работали в позднем советском обществе, но достаточно эффективные, чтобы держать общество в своих руках.
Одно из достижений этой системы заключается в том, что при сохранении демократической витрины, я бы сказал, при сохранении бутафорской демократии, демократии по процедуре, этой системе удается контролировать всю политическую жизнь. Она создает политическую партию и возвращает нас к тому замечательному существованию, когда неразрывна связь между законодательной и исполнительной властью. В сущности, все решения принимаются в одной точке. Мы наблюдаем, как шаг за шагом попадают под контроль центра губернаторы, как на региональном уровне возвращаются к подчинению местные самоуправления. Мы увидим, что аналогия с поздней советской системой достаточно разительна. Особенно, если вспомнить, как реально управлялась экономика, какой был многоподъездный плюрализм в этой системе. Мы можем сказать, что на самом деле сходства довольно много.
Это, с одной стороны, вызывает надежду на то, что машина будет работать более или менее ровно, как она научилась работать в советские времена. Но, с другой стороны, в меня например, это вселяет ужас. Потому что неэффективность советской системы управления привела к ее кадровому краху и коллапсу всего государственного управления, к разрушению государства.
На мой взгляд, если сегодня сохранится однопартийная система и все решения будут приниматься в узком кругу в Кремле, то проблемы, которые нарастают сейчас в России ничуть не с меньшей скоростью, чем они нарастали в СССР, приведет к тому, что многие из них так и останутся неразрешенными. А судя по качеству управленцев, которые занимают все большее место в Кремле и в зависимых от него структурах, качество решений будет еще ниже, и, в конечном итоге, эта система рухнет так же, как рухнула советская система. Такая система неэффективна.
Я сказал об однопартийной системе. Я сказал это почти сознательно, потому что, если смотреть на то, кто у нас пришел в парламент, из четырех политических партий и блоков три – это практически партии Кремля. Кремль содействовал тому, чтобы эффективно работал Жириновский все это время. Если говорить о «Родине», то это тоже партия, созданная Кремлем. И, наконец, «Единая Россия»: здесь комментарии, наверное, не нужны. (подробнее анализ В.Игрунова по партиям см. здесь). Я должен только сказать, что на сегодняшний день эта структура крайне неэффективна. Самое вероятное развитие событий – это пародия на КПСС. Это – создание управляемой сверху структуры, где интересы разных людей совершенно расходятся, и она существует только за счет того, что представляет собой канал доступа к власти. Но такой конгломерат в кризисные периоды не срабатывает, как не сработала КПСС в 85-м, 87-м, 89-м и так далее годах. Только здесь запас прочности существенно ниже.
Я всегда думал, что единственное направление развития – это политические партии. Тем не менее, наблюдая сегодня то, что произошло, понимая, что этот режим реставрации на сегодняшний день достаточно прочен, я думаю, что на самом деле у этой партии есть и другая перспектива, такая, как нарисовал ей ее создатель Сурков: эта партия может стать партией консервативно-государственнической, наподобие христианских демократов в Германии или Италии, либеральных демократов в Японии. Все они тесно сращены с властью, в течение долгого периода монополизируют власть, и тем не менее, остаются достаточно эффективными. Эффективнее, чем была КПСС. Это связано с тем, что партии участвуют в реальной конкуренции. Они не уступают свою власть, за исключением маленького промежутка. Так, социал-демократы в Швеции с 20-го года удерживают власть. Тем не менее, партия эффективна, потому что, на самом деле, непредсказуемость политического процесса сохраняется. Сохраняется возможность давления, остается возможность публичной дискуссии и мобилизации людей в поддержку тех или иных альтернативных идей.
Тогда правящая партия вынуждена акцентировать идеи, которые вырабатываются в оппозиционной среде. Она должна отсеивать людей, и эффективные люди, которые остаются в этой партии, в общем-то, достаточно хорошо справляются с задачами, которые стоят перед ними. Например, Александр Жуков – абсолютно эффективный политик, абсолютно квалифицированный. И если «Единая Россия» будет состоять из таких, как Александр Жуков, я думаю, это будет вполне приемлемая политическая партия. Более того, я могу назвать много людей из «ЯБЛОКА», из СПС (Крашенинников, Емельянов, на очереди Попов, Шелищ). Сегодня в этой сфере более-менее работает Глеб Павловский. Отчасти это – высокоинтеллектуальная работа, отчасти – интрига. Я думаю, такие, как Павловский, скоро будут уступать место. В очереди стоят Никонов, Караганов, я не буду перечислять, - вполне квалифицированные люди, которые смогли бы обеспечивать такую партию интеллектуально и которые могли бы сделать ее относительно гибкой. И если этой партии придется выдерживать конкуренцию с не уничтожаемой административным путем оппозицией, то не исключено, что партия может быть достаточно эффективной.
На мой взгляд, у России сегодня есть только две альтернативы. Одна альтернатива – это полуторопартийная система, которую я описывал. И однопартийная система. Оттого, что там будет «Родина», Жириновский, ничего не меняется. Вспомните про страны народной демократии: в Польше, в Чехословакии, в ГДР, пожалуйста, была многопартийная система, были социалисты, были аграрии. Но система-то все равно оставалась однопартийной: все решалось в одном центре, не было реального противостояния, это была бутафория. И на сегодняшний день наличие нескольких партий не меняет того факта, что система может стать однопартийной.
Многие сегодня говорят, что она по факту полуторапартийная, постольку, поскольку роль оппозиции выполняет единственная в стране политическая партия – КПРФ. Но, во-первых, у меня есть серьезные сомнения, что КПРФ сможет продолжать эту роль. Серьезное поражение на этих выборах вызвано внутренним кризисом в КПРФ, невозможностью для нее эволюционировать в том направлении, которое приспосабливает ее к современной жизни, демократическому процессу. И то, что Глазьев ушел и увел значительную часть голосов – это только как бы первый шаг, начало драмы. На самом деле, не исключено, что эта партия станет такой же небольшой партией, как недавно СПС или «ЯБЛОКО», и сможет претендовать на 7-8-9% голосов на парламентских выборах. И так как она остается единственной оппозиционной партией, вряд ли они смогут повлиять на ход политического процесса. Но не это самое страшное, самое страшное другое: то, что идет через коммунистов, не становится повесткой дня. Коммунисты уже традиционно воспринимаются, как ретрограды, которые не в состоянии привнести ничего нового. Их можно отодвигать, с ними можно не считаться, с ними можно обращаться так, как обращались на этих выборах, и общество будет молчать. Потому что им будет навешан ярлык ретроградов, реакции, и о них можно забыть.
К сожалению, наша система, как советская, так и нынешняя, очень уязвима с точки зрения внешнего давления. С точки зрения внешнего давления, коммунисты не дают площадки для того, чтобы использовать их деятельность в целях изменения самого режима. Запад абсолютно не реагирует на коммунистов. Более того, притеснение коммунистов и обращение с ними самым поганым образом не вызывает никакого возмущения. Смотрите, вплоть до этих выборов реально, на мой взгляд, дискриминации подвергалась только одна политическая партия – это коммунисты. Все остальные работали в относительно комфортных условиях. По крайней мере, не было давления.
На самом деле, на мой взгляд, «ЯБЛОКО» и СПС получили то, что они и должны были получить. Конечно, нет сомнений: была фальсификация, был использован административный механизм, но я бы сказал, не прицельно под «ЯБЛОКО» или СПС.
С одной стороны, «ЯБЛОКО» пользовалось поддержкой административного ресурса. И мы все были уверены, что администрация немножко натянет «ЯБЛОКУ». В последние месяцы у меня лично сложилось впечатление, что «ЯБЛОКО» пройдет 5% барьер. На самом деле этого не случилось. Те команды, которые были отданы из центра, не могли быть усвоены губернаторами, через которых проводилась эта политика. Они поняли: главная задача – большой процент «Единой России». Станут они считать проценты, чтобы «ЯБЛОКО» прошло, потому что Кремлю нужно иметь хорошее лицо. Они этого освоить не могли. Но какой-то особой дискриминации эти партии не подвергались.
Вместе с тем немало известно протестов по поводу того, как обращались с коммунистами на этих выборах. То есть, ресурса для полуторапартийной системы у нас практически не существует. На мой взгляд, есть только две возможности создания реальной оппозиции этой власти, этой административно-командной системе. Это создание сильного левоцентристского движения и появление сильного же правонационалистического движения. Судя по социологии, судя по состоянию нашего общества, правонационалистическая волна накрывает страну. И эксплуатация этого, с одной стороны, ксенофобского, чувства, и чувства государственнического патриотизма, сливающегося с ним, дали «Родине» шанс выйти достаточно высоко. Самостоятельная программа Глазьева, была ли она хороша? Я думаю, что социал-демократические, я бы сказал, прогрессистские нотки, которые есть в выступлениях Глазьева, на мой взгляд, определенный популизм, они давали очень высокий шанс для Глазьева преодолеть 5% барьер даже в других конфигурациях.
Получившийся националистический крен - на самом деле не сенсация: общество готово к этому, не национал-социалистическому, а я бы сказал, социал-националистическому проекту.
Значительная часть этих настроений аккумулирована и в партии Жириновского, и в КПРФ, и в «Единой России». Это совершенно очевидно: на самом деле потенциал социал-национализма в России намного существенней. Проблема заключается в том, что для такой страны, как наша, с ее полиэтничностью, со сложным геополитическим положением, с очень болезненными, застарелыми мифами, и застарелым тяжелым наследием, социал-националистический проект может привести только к катастрофе, быстрой, скорой и окончательной. Поэтому это движение очень опасно для нас и, если ему удастся развиться, я боюсь, что у России очень печальное будущее.
Нам с вами придется работать с этой властью для противостояния этому процессу. Но, к счастью, я думаю, что этому проекту трудно сложиться. Прежде всего, такие настроения в стране были давно, и все поговаривали о том, что этот проект может набрать силу, но для него не хватает вождя, харизматика. Вот когда появляется харизматик, он осваивает этот электорат, прорывается в Думу, получает площадку для публичности и движется вперед. Да, конечно, если бы у нас был замечательный фюрер, или лидер поменьше, может быть, тогда это и случилось бы.
Кроме того, противоречия в «Родине» такие, что ей трудно превратиться в такого лидера. Сейчас Рогозин точно приставлен для того, чтобы ограничивать Глазьева. Ведь когда вынимали Глазьева из КПРФ, поощряли его на отдельную деятельность, они ведь точно понимали, что Глазьев всерьез говорит о единстве левых сил. В нем подозревали реального сторонника коммунистов, реально боялись, что пройдя в Думу, он будет блокироваться с коммунистами, и весь квази-успех, достигнутый от раскола между левыми, будет нивелирован, эффект будет обратным. Поэтому к нему приставлен был Рогозин.
На сегодняшний день Рогозин сделал все, чтобы возглавляемая им партия регионов внесла кандидатуру Геращенко. Глазьеву пришлось выставляться самостоятельно. И эти проблемы сохраняются. Кроме того, хочу сказать, что с одной стороны, Рогозин вряд ли может взять на себя миссию державника, этакого патриота. Он не этнонационалист с одной стороны, с другой – он сможет придать государственнический характер и вряд ли сможет претендовать на то влияние в стране, которое сегодня имела «Родина». С другой стороны, есть еще один лидер, Бабурин, который мог бы организовать это движение (а Глазьев не может организовать – нелогично, но тем не менее). Вместе с тем Бабурин доказал, что он человек такого, я бы сказал, нарциссического склада. И этот человек на сегодня тоже не является этнонационалистом. Поэтому эти опасения, на мой взгляд, не очень серьезны.
Что же касается самого Глазьева, то в его окружении так много людей с радикальным ксенофобским настроем, людей, сочувствующих авторитарному, я бы сказал, тоталитарному способу деятельности, что, конечно же, окружение Глазьева является чрезвычайно опасным. Сам Глазьев, в числе своих ближайших советников почти всегда называет первым Крутова. Крутова, издающего жуткий антисемитский журнал, с огромной дозой кавказофобии, с антиинтеллигентскими рассуждениями, с очень большим упором на православие. У нас же православие поражено, к сожалению, идеей жидомасонского заговора и ретроградно, и вряд ли способно отвечать на вызовы нашего времени. Но оно в состоянии стимулировать российский этнонационализм. В этом смысле Глазьев является достаточно опасным. Но сам Глазьев абсолютно никакой организатор. Не может возникнуть партия без лидера – организатора. У Глазьева таких талантов нет, а люди, которых он берет в виде менеджеров, вряд ли способны решить эту задачу. А его окружение глухо к диалогу, очень неэффективно.
Мы приняли решение на Бюро Центрального Совета о том, что для сохранения диалогового режима, для сохранения плюрализма, демократической процедуры мы предлагаем нашим региональным организациям принять участие в сборе подписей для различных кандидатов. Мы имели в виду, что это будут Хакамада и Глазьев. Если со стороны Хакамады реакция была мгновенной, и многие из наших людей уже собирают подписи для Хакамады, то реакции глазьевской команды была никакой. Я думаю, что есть много объективных причин, что эта организация не сможет стать лидером этого социал-националистического проекта. Некоторый лаг для левоцентристской, леволиберальной инициативы остается. Но я сегодня утром разговаривал с коллегой Пономаревым, этот лаг не очень велик. А свято место пусто не бывает. Россия – страна чрезвычайно талантливых людей, в том числе талантливых политиков. Если мы упустим время, на место Глазьева придут более радикальные люди, более эффективные, и в конечном итоге нашу страну ожидает серьезная опасность.
Поэтому, я думаю, сегодня чрезвычайно важна реализация левоцентристского проекта. Почему левоцентристского? Почему не правого, как предлагают Чубайс, Немцов, Хакамада, «яблочники» и так далее? По одной простой причине: на сегодняшний день места для нового правого проекта в России не существует. Я в этом убежден. Начнем с того, что у нас есть правые. Наш правый проект – это был проект как бы введения крупного капитализма, капитализма с доминированием крупного предпринимательства, и представители этого направления ввели понятие «олигархи», олигархического капитализма, для них это было главной целью. А в чем заключался этот проект? Проект заключался в том, чтобы перейти от плановой экономики, социалистического хозяйства к буржуазному, к капиталистическому хозяйству. И это должно случиться очень быстро. Вы помните как проект «500 дней» критиковала, например, команда Гайдара. Они говорили, что Явлинский понапридумывал каких-то глупостей – какие-то стадии, фазы… Надо ввести рынок и через 2 месяца у нас все полки будут ломиться от товаров и наступит капитализм. Невидимая рука рынка сделает все сама и очень быстро. 500 дней – это слишком долгий срок. И одновременно эти люди хотели, чтобы у нас в стране возникли крупные предприятия, крупные концерны, которые могли быть серьезным игроками на мировом рынке, т.е. они совершенно осознанно говорили о том, что собственность, которая будет распределяться для начала капиталистической жизни, должна концентрироваться в очень немногих руках. Только тогда она будет эффективна, только тогда она может оказать сопротивление давлению Запада.
Но понятно, что такой процесс требовал очень серьезного подавления массовых ожиданий. Тогда мы еще не знали, что наш народ будет столь терпелив. Поэтому речь шла о том, что подобная жесткая политика встретит серьезное сопротивление. Для того, чтобы минимизировать, скажем, сопротивление профсоюзов, народные бунты, по мнению правых, нам нужен был Пиночет. Пиночет, который продемонстрирует жесткость, если надо, то расстреляет какое-то количество людей на стадионе, и мы быстро придем к эффективной системе, к той самой, к которой пришел и Пиночет у себя в стране.
По ходу нашей революции, по ходу нашей истории правые заговорили и о поддержке малого бизнеса, и многих других вещах. Традиционно, поскольку они пытались сломать систему, они на самом деле не были никаким правыми, они были революционерами, причем анархо-революционерами, людьми, которые хотели сломать государство, потому что боялись, что это государство уничтожит их - они как бы противоречили сами себе. В 1991 году они ломали до основания, а в 1993 году из-за сломленного этого государства, из-за того, что они встретили все же сопротивление, они решили восстанавливать тоталитарное государство. Расстрел Белого Дома, авторитарная конституция – они изменили политику. Но поначалу они были носителями как бы европейского, западнического начала. И вокруг них естественно концентрировалась интеллигенция, интеллигенция со своим идеализмом, защитой прав человека, упованиями на демократию – это была страшная каша, которая сразу почти стала сепарироваться и к настоящему моменту, несколько лет назад, стала совершенно четко разделена.
Немцов четко сказал – и не только Немцов, а и Чубайс и целый ряд других – «Пора прекратить думать, что мы партия правозащитников. Мы – партия крупного капитала, и будем отстаивать интересы крупного капитала». И Хакамада это говорила и многие другие. Что случилось с правозащитниками? Юшенков, Похмелкин и прочие были выброшены из этой партии так или иначе, некоторые даже отстрелены. Т.е эта партия действительно становится защитницей крупного капитала.
Но теперь давайте посмотрим. Когда мы говорили о «Единой России», то что это, в сущности, такое? Это партия нынешней власти. Что такое нынешняя власть? Это власть, которая обеспечивает комфортные условия для крупного капитала. Те крупные бизнесмены, кто не претендует, как ЮКОС, на захват власти, у кого нет такой программы – захватить парламент, правительство, сконцентрировать власть в себе, передать крупным бизнесменам управление государством, которое тоже станет эффективным – и присягнули этому государству, работают вполне нормально.
Я думаю, что крупный бизнес, который будет оказывать сопротивление этому режиму, будет сломлен. На сегодняшний день мощи государства достаточно, а тот крупный бизнес, который пойдет в услужение, типа Газпрома, Лукойла – не будем продолжать этот ряд – он будет чувствовать себя совершенно нормально, он будет служить опорой для этого режима и это, в сущности, будет режим вот этого правого крыла. Если говорить о более мелком бизнесе, у него нет сил сопротивляться этому режиму, и таким образом, у нас здесь, на правом фланге образуется просто правоконсервативная политическая партия. Она называется «Единая Россия». Лидером ее является глава государства, бизнесу нет никакого резона сопротивляться этой партии, находиться в оппозиции к этой партии, когда проще через эту партию решать свою задачу. Тем более что «Единая Россия» открывает дорогу для многих. «Единая Россия» становится наподобие КПСС механизмом лифтинга для многих деятелей. Именно через нее открывается путь вхождения во власть и для среднего бизнеса – ведь Путин и на самом деле пытается улучшить климат для малого и среднего бизнеса. Сопротивление становится почти невозможным – правый фланг оказывается занят и занят партией, похожей на правоконсервативные партии в Европе. Россия в этой части спектра приходит к классическому пониманию правизны, в европейском понимании правизны.
«ЯБЛОКО», как бы полуправая партия, на мой взгляд, не способно стать центром формирования такой оппозиции. У нее, во-первых, сегодня совершенно невнятная экономическая программа. Во-вторых, у нее, я бы сказал, авторитарное разложение. Когда все решения принимает группа из 2-3, от силы 4-х человек, эта партия не в состоянии развиваться, не в состоянии предлагать инициативу, предлагать серьезных программ. На популизме, на пиаре еще можно как-то двигаться, но недалеко, а здесь нам придется концентрировать силы очень и очень многих оказавшихся в пространстве между новой правой реальностью и уходящими в маргиналии коммунистами. В этом пространстве придется концентрировать огромное количество людей. Может ли сделать это «ЯБЛОКО»? Эти люди сектанты, они убивают ее абсолютно бессмысленным, недействующим внутри партии запретом участвовать в подписной кампании. У нас в этом Центре много раз выступал целый ряд очень активных сторонников «ЯБЛОКА», которые на этих выборах не смогли проголосовать за «ЯБЛОКО», только потому что «ЯБЛОКО» не возглавило антипутинскую оппозицию. Вот эти «яблочные» люди неизбежно будут поддерживать Хакамаду, вне зависимости от того, какие экстравагантные заявления она делает.
«Яблочные» организации, пребывающие в тяжелом положении после выборов, пытаются сохраниться в политической среде, включаясь в процесс сбора подписей для Хакамады. И в этот момент опечатываются штабы, рассылаются дерективы, запрещают сторонникам «ЯБЛОКА» собирать подписи и так далее. Это просто свидетельство непонимания того, что с ними происходит.
Точно так же идет война между лидерами. Лукин – несостоявшийся единый кандидат в президенты и Хакамада, самовыдвиженец, сломавшая планы. Они пикируются друг с другом, воюют друг с другом, в то время как в этой ситуации и надо садиться договариваться.
А ведь сегодня авторитарная трансформация страны ставит под угрозу все политические партии. Сегодня надо садиться за стол переговоров даже с коммунистами, которые вряд ли могут войти в эту левоцентристскую коалицию. Но перед нами всеми стоит одна задача – недопущение окончательного уничтожения политической жизни в стране. Здесь коммунисты на сегодняшний день наиболее сильные – все еще – наши союзники. Представить себе, что кто-то в «ЯБЛОКЕ» сядет за стол политических переговоров с коммунистами я не могу. Вот эта вот сектантско-агрессивная позиция, которая сложилась в руководстве «ЯБЛОКА», недоверие между руководством и рядовыми членами приведет к крушению «ЯБЛОКА».
Я уже говорил о том, что ряд «яблочных» депутатов, Шелищ, по крайней мере, Емельянов – в «Единую Россию», но это еще процесс только в самом начале. Попов тоже отказался брать в помощники хотя бы одного «яблочника». И Попов по складу вполне годится в «Единую Россию», более того, свою избирательную кампанию он вел с поддержкой «Единой России». Как ни странно, но изгнанный из «ЯБЛОКА» Задорнов остается основной «яблочной» опорой в парламенте.
Те, кто может оказывать реальное сопротивление этому режиму, это и правозащитники, люди с правозащитным сознанием, которые ушли от СПС, или остались в СПС пока еще, это многие «яблочники», которые вряд ли смогут существовать в рамках «ЯБЛОКА», это мелкие политические партии, типа СЛОНа или может быть, более серьезные, типа СДПР, но тоже сегодня политические карлики. Вот они все варятся в единой каше.
Сегодня все газеты пишут о конфликте между семигинцами и зюгановцами. А голосование на съезде показало, что расклад 50Х50, что неровен час может победить Семигин. Т.е. ситуация в КПРФ очень нестабильная, и я думаю, что эта нестабильность продолжится. Если развитие событий примет такой оборот, что эта партия расколется, то она расколется явно не на две части. Я, например, знаком с большим количеством людей, которые считают себя социал-демократами. Вот у нас здесь присутствует человек (указывая на Илью Пономарева), который называет себя новым левым. Есть люди, которые вряд ли пойдут в традиционно коммунистическое, национал-государственническое крыло, вряд ли пойдут в конъюнктурное семигинское крыло, они выпадут из этой среды. Я уверен, что очень многие, кто мог бы придти к коммунистам, сегодня к ним не придут, и многие левые не сумеют вписаться в КПРФ. Они находятся в этой же среде, где от либерал-демократических правозащитников до новых левых существует единая среда, которая может кристаллизоваться для решения общей задачи. Главная задача, конечно же, заключается в том, чтобы предотвратить сползание к жесткому авторитаризму, к регенерации административно-командной системы.
Миссия СЛОНа
И вот здесь СЛОН, конечно, должен активно участвовать в создании такой коалиции. Я убежден, что на сегодняшний день, создание общедемократической политической партии маловероятно. Попробуйте примирить Ковалева, для которого слово «коммунист» или бывшее участие в КПРФ – это пожизненное клеймо, с коммунистами, для которых упоминание слова «демократ» становится затруднительным. Тем не менее, надо найти такую конфигурацию. На мой взгляд, такая конфигурация выглядит как некое сочетание персональной инициативы, например, оргкомитета, созданного на персональных основаниях, и коалиции или федерации политических партий, которые действуют сообща по основным направлениям политической повестки дня.
Я думаю, что создание такой политической силы является необходимым, и я считаю, что СЛОН как раз находится в центре этой ниши. И хотя СЛОН представляет собой небольшую политическую партию, даже менее влиятельную, чем «Московское ЯБЛОКО», тем не менее, он довольно точно позиционирован. СЛОН предусмотрел эту ситуацию и к ней готовился. СЛОН договороспособная структура. Мне кажется, мы имеем все основания активно включиться в создание такой широкой коалиции. Тем не менее, и это, я думаю, последний мой тезис будет, это не перекрывает основные направления деятельности СЛОНА, не ограничивает его возможности превратиться в серьезную политическую партию. Прежде всего, это касается программы.
Мало не допустить сползания к авторитаризму – это сползание все равно произойдет, если не сменится тип экономического развития. Если он не сменится, у нас не будет ни социальной опоры для другого общества, ни перспектив развития самого государства. Россия, в конце концов, будет чахнуть, и я не исключаю, что через поколение или два поколения России как единого государства существовать не будет.
Поэтому программа перехода к новому типу экономики, обеспечивающей как экономический рост, так и обеспечивающей серьезное изменение социальной структуры общества, является для нас ключевой задачей. СЛОН посвящает этому значительные усилия. Кроме того, СЛОН – это партия молодая и неригидная. Сегодня, на мой взгляд, у нас есть очень много общего с горбачевским крылом социал-демократической партии. Мы не совпадаем по социал-демократическому типу, по организации, но мы, тем не менее, имеем 99%-ое совпадение по программе. Странно, что две партии, имеющие практически одинаковое представление о движении вперед, действуют отдельно. Я думаю, что в ходе работы такой коалиции возможно слияние в единую организацию и создание действительно сильной действующей политической партии, партии, которая, с одной стороны, могла бы стать ядром такой федерации, а с другой, серьезным противопоставлением той партийной системе, которая была создана Кремлем. Как мне кажется, у нас есть очень много точек пересечения с лево-либералами, которые есть в КПРФ и которые находятся как бы на краю КПРФ. В этом смысле у СЛОНа серьезная миссия и серьезные возможности. Поэтому я достаточно вдохновлен тем, что открывается перед нами, и лично я готов работать над тем, чтобы реализовать тот проект, который был описан мной в последних словах.
На этом я закончу. Спасибо большое.
