Сокращенный текст выступления Вячеслава Игрунова на Центральном Совете партии СЛОН, 17 января 2004г.
Главная задача - в том, чтобы предотвратить сползание к жесткому авторитаризму
Полный текст выступления В.Игрунова
Итоги партстроительства и парламентских выборов для партии СЛОН
<…> Когда мы создавали эту партию… в позапрошлом году, мы говорили, что политический спектр России претерпит существенные изменения в ходе парламентских выборов. Парламентские выборы… приведут к слому устоявшейся партийно-политической системы в России, начнется формирование в левом центре новой политической силы, и мы должны быть к этой ситуации готовы... Именно поэтому мы хотели создать партию до выборов 2003 года. И то, что мы смогли в тяжелейших условиях, в условиях сопротивления создать партию, более того успеть принять участие в выборах - это почти невероятно! <…>
<…> Нам приходилось выбирать из двух зол: либо мы сейчас тормозим, испытываем разочарование и часть партии начинает рассыпаться, либо мы идем на выборы, получаем очень небольшое число голосов, а потом смотрим, что у нас от партии осталось, поэтому мы согласились работать с небольшими деньгами. Когда мы подошли к основным мероприятиям, когда мы должны были запустить буклеты, газеты наше финансирование было прекращено. <…>
<…> Конечно, сыграло немаловажную роль и то, что мы зарегистрировали нашу партию как СЛОН.
<…>У нас была гипотеза, что нам не хватит денег даже на минимальную рекламу. У меня было мнение, что даже если мы деньги получим, мы можем лишиться их на каждом шагу, более того, даже на стадии сбора подписей.
Как только мы позиционировались как СЛОН… мы сразу получили дополнительный ресурс: нашу партию начали… упоминать в разных доброжелательных и не очень доброжелательных контекстах и нам удалось еще до того, как мы вышли на выборы, сделать ряд публикаций в центральной, в региональной прессе, по телевидению… Представьте, если бы мы были «Союз людей за образование и науку», кто бы нас осмеивал, кто бы писал об этом в газеты. <…>
<…> Парадоксальное начало кампании вызывает интерес, за счет этого мы, конечно, пришли к двум последствиям: с одной стороны, тот, кто сознательно готов был проголосовать за «Союз людей за образование и науку» не проголосовал, наверное, за СЛОНА, но зато о СЛОНе узнало гораздо больше, чем если бы мы поставили название «Союз людей за образование и науку». Сумма приблизительно одинаковая, но запоминание СЛОНа имеет долгосрочную тенденцию, оно имеет капитал, если мы сегодня будем продолжать работу, например, в регионе выходить на выборы, это усилит наши позиции. Поэтому лично я считаю, что ошибка допущена не была, и мы сделали максимум из того, что мы могли сделать.
Итак, мы приняли участие в выборах и заявили о себе, как о полноценном политическом субъекте.
Анализ политической ситуации в стране
<…> Для меня лично, то, что произошло за последние десять-пятнадцать лет, является революцией, очень похожей по многим параметрам на французскую революцию. И, на мой взгляд, то, что мы наблюдаем сейчас – это завершение полного революционного цикла: от революции 89-91 гг. с разными фазами до реставрации. На мой взгляд, сегодня мы имеем режим реставрации.
Реставрация не означает восстановление старых порядков. Как вы понимаете, во Франции пятнадцатого года порядки были не феодальные, это был не старый порядок Франции, это была другая система - реставрирована была монархия, система управления. У нас на сегодняшний день, на мой взгляд, произошла реставрация того, что очень элегантно в годы Перестройки называли административно-командной системой. <…>
Если рассматривать бюрократию как некий неумирающий класс, можно сказать, что на рубеже 80-90–х годов этот класс испытал страшный стресс, как оказалось, нокдаун. Но прошло какое-то время, и шаг за шагом… эта бюрократия, восстановила свое влияние, она пришла в чувство, она снова взяла власть в свои руки и нашла иные механизмы, несколько отличные от тех, которые работали в позднем советском обществе, но достаточно эффективные, чтобы держать общество в своих руках.
Одно из достижений этой системы заключается в том, что при сохранении демократической витрины, демократии по процедуре, этой системе удается контролировать всю политическую жизнь. Она создает политическую партию и возвращает нас к тому замечательному существованию, когда неразрывна связь между законодательной и исполнительной властью. В сущности, все решения принимаются в одной точке. Мы наблюдаем, как шаг за шагом попадают под контроль центра губернаторы, как на региональном уровне возвращаются к подчинению местные самоуправления. Мы увидим, что аналогия с поздней советской системой достаточно разительна. Особенно, если вспомнить, как реально управлялась экономика, какой был многоподъездный плюрализм в этой системе. Мы можем сказать, что на самом деле сходства довольно много.
Это, с одной стороны, вызывает надежду на то, что машина будет работать более или менее ровно, как она научилась работать в советские времена. Но, с другой стороны, в меня, например, это вселяет ужас. Потому что неэффективность советской системы управления привела к ее кадровому краху и коллапсу всего государственного управления, к разрушению государства.
На мой взгляд, если сегодня сохранится однопартийная система и все решения будут приниматься в узком кругу в Кремле, то проблемы, которые нарастают сейчас в России ничуть не с меньшей скоростью, чем они нарастали в СССР, приведет к тому, что многие из них так и останутся неразрешенными. А, судя по качеству управленцев, которые занимают все большее место в Кремле и в зависимых от него структурах, качество решений будет еще ниже, и, в конечном итоге, эта система рухнет так же, как рухнула советская система…
Я сказал об однопартийной системе. Я сказал это почти сознательно, потому что, если смотреть на то, кто у нас пришел в парламент, из четырех политических партий и блоков три – это практически партии Кремля. <…> Самое вероятное развитие событий для «Единой России» – это пародия на КПСС. Это – создание управляемой сверху структуры, где интересы разных людей совершенно расходятся, и она существует только за счет того, что представляет собой канал доступа к власти. Но такой конгломерат в кризисные периоды не срабатывает, как не сработала КПСС в 85-м, 87-м, 89-м и так далее годах. Только здесь запас прочности существенно ниже.
…Понимая, что этот режим реставрации на сегодняшний день достаточно прочен, я думаю, что на самом деле у этой партии есть и другая перспектива, такая, как нарисовал ей ее создатель Сурков: эта партия может стать партией консервативно-государственнической, наподобие христианских демократов в Германии или Италии... Все они тесно сращены с властью, в течение долгого периода монополизируют власть, и тем не менее, остаются достаточно эффективными. Эффективнее, чем была КПСС. Это связано с тем, что партии участвуют в реальной конкуренции… Сохраняется возможность давления, остается возможность публичной дискуссии и мобилизации людей в поддержку тех или иных альтернативных идей.
Тогда правящая партия вынуждена акцентировать идеи, которые вырабатываются в оппозиционной среде. Она должна отсеивать людей, и эффективные люди, которые остаются в этой партии, в общем-то, достаточно хорошо справляются с задачами, которые стоят перед ними. Например, Александр Жуков – абсолютно эффективный, квалифицированный политик. И если «Единая Россия» будет состоять из таких, как Александр Жуков, я думаю, это будет вполне приемлемая политическая партия… И если этой партии придется выдерживать конкуренцию с не уничтожаемой административным путем оппозицией, то не исключено, что партия может быть достаточно эффективной.
На мой взгляд, у России сегодня есть только две альтернативы. Одна альтернатива – это полуторопартийная система, которую я описывал. И однопартийная система. Оттого, что там будет «Родина», Жириновский, ничего не меняется. Вспомните про страны народной демократии: в Польше, в Чехословакии, в ГДР, пожалуйста, была многопартийная система, были социалисты, были аграрии. Но система-то все равно оставалась однопартийной: все решалось в одном центре, не было реального противостояния, это была бутафория. И на сегодняшний день наличие нескольких партий не меняет того факта, что система может стать однопартийной.
Многие сегодня говорят, что она по факту полуторапартийная, постольку, поскольку роль оппозиции выполняет единственная в стране политическая партия – КПРФ. Но, во-первых, у меня есть серьезные сомнения, что КПРФ сможет продолжать эту роль. Серьезное поражение на этих выборах вызвано внутренним кризисом в КПРФ, невозможностью для нее эволюционировать в том направлении, которое приспосабливает ее к современной жизни, демократическому процессу. И то, что Глазьев ушел и увел значительную часть голосов – это только как бы первый шаг, начало драмы. На самом деле, не исключено, что эта партия станет такой же небольшой партией, как недавно СПС или «ЯБЛОКО», и сможет претендовать на 7-8-9% голосов на парламентских выборах. И так как она остается единственной оппозиционной партией, вряд ли они смогут повлиять на ход политического процесса. Но не это самое страшное, самое страшное другое: то, что идет через коммунистов, не становится повесткой дня… Им будет навешан ярлык ретроградов, реакции, и о них можно забыть. <…>
<…> На самом деле, на мой взгляд, «ЯБЛОКО» и СПС получили то, что они и должны были получить. Конечно, нет сомнений: была фальсификация [на выборах], был использован административный механизм, но я бы сказал, не прицельно под «ЯБЛОКО» или СПС.
С одной стороны, «ЯБЛОКО» пользовалось поддержкой административного ресурса. И мы все были уверены, что администрация немножко натянет «ЯБЛОКУ». В последние месяцы у меня лично сложилось впечатление, что «ЯБЛОКО» пройдет 5% барьер. На самом деле этого не случилось. Те команды, которые были отданы из центра, не могли быть усвоены губернаторами, через которых проводилась эта политика. Они поняли: главная задача – большой процент «Единой России». <…>
Вместе с тем немало известно протестов по поводу того, как обращались с коммунистами на этих выборах. То есть, ресурса для полуторапартийной системы у нас практически не существует.
На мой взгляд, есть только две возможности создания реальной оппозиции этой власти, этой административно-командной системе. Это создание сильного левоцентристского движения и появление сильного же правонационалистического движения… Cудя по состоянию нашего общества, правонационалистическая волна накрывает страну. И эксплуатация этого, с одной стороны, ксенофобского, чувства, и чувства государственнического патриотизма, сливающегося с ним, дали «Родине» шанс выйти достаточно высоко… Я думаю, что социал-демократические, я бы сказал, прогрессистские нотки, которые есть в выступлениях Глазьева, на мой взгляд… давали очень высокий шанс для Глазьева преодолеть 5% барьер даже в других конфигурациях.
Получившийся националистический крен - на самом деле не сенсация: общество готово к… социал-националистическому проекту.
Значительная часть этих настроений аккумулирована и в партии Жириновского, и в КПРФ, и в «Единой России»: потенциал социал-национализма в России намного существенней. Проблема заключается в том, что для такой страны, как наша, с ее полиэтничностью, со сложным геополитическим положением… социал-националистический проект может привести только к катастрофе, быстрой, скорой и окончательной. Поэтому это движение очень опасно для нас и, если ему удастся развиться, я боюсь, что у России очень печальное будущее.
Нам с вами придется работать с этой властью для противостояния этому процессу. Но, к счастью, я думаю, что этому проекту трудно сложиться. Прежде всего, такие настроения в стране были давно, и все поговаривали о том, что этот проект может набрать силу, но для него не хватает вождя, харизматика…. Да, конечно, если бы у нас был замечательный фюрер, или лидер поменьше, может быть, тогда это и случилось бы.
Кроме того, противоречия в «Родине» такие, что ей трудно превратиться в такого лидера. Сейчас Рогозин точно приставлен для того, чтобы ограничивать Глазьева. <…>
<…> Хочу сказать, что с одной стороны, Рогозин вряд ли может взять на себя миссию державника... С другой стороны, есть еще один лидер, Бабурин, который мог бы организовать это движение... Но эти опасения, на мой взгляд, не очень серьезны.
Что же касается самого Глазьева, то в его окружении так много людей с радикальным ксенофобским настроем, людей, сочувствующих авторитарному, я бы сказал, тоталитарному способу деятельности, что, конечно же, окружение Глазьева является чрезвычайно опасным… Но сам Глазьев абсолютно никакой организатор. Не может возникнуть партия без лидера – организатора… Его окружение глухо к диалогу, очень неэффективно <…>
<…> Но свято место пусто не бывает. Россия – страна чрезвычайно талантливых людей, в том числе талантливых политиков. Если мы упустим время, на место Глазьева придут более радикальные люди, более эффективные, и в конечном итоге нашу страну ожидает серьезная опасность.
Поэтому, я думаю, сегодня чрезвычайно важна реализация левоцентристского проекта. Почему левоцентристского? Почему не правого, как предлагают Чубайс, Немцов, Хакамада, «яблочники» и так далее? По одной простой причине: на сегодняшний день места для нового правого проекта в России не существует. Я в этом убежден. Начнем с того, что у нас есть правые. Наш правый проект… заключался в том, чтобы перейти от плановой экономики, социалистического хозяйства к буржуазному, к капиталистическому хозяйству. И это должно случиться очень быстро… [Даже ] 500 дней – это слишком долгий срок. И одновременно эти люди хотели, чтобы у нас в стране возникли крупные предприятия… которые могли быть серьезным игроками на мировом рынке, т.е. они совершенно осознанно говорили о том, что собственность, которая будет распределяться для начала капиталистической жизни, должна концентрироваться в очень немногих руках. Только тогда она будет эффективна, только тогда она может оказать сопротивление давлению Запада.
Но понятно, что такой процесс требовал очень серьезного подавления массовых ожиданий… Речь шла о том, что подобная жесткая политика встретит серьезное сопротивление. Для того чтобы минимизировать, скажем, сопротивление профсоюзов, народные бунты, по мнению правых, нам нужен был Пиночет. <…>
<…> По ходу нашей революции… правые заговорили и о поддержке малого бизнеса, и многих других вещах. Традиционно, поскольку они пытались сломать систему, они на самом деле не были никаким правыми, они были революционерами, причем анархо-революционерами, людьми, которые хотели сломать государство, потому что боялись, что это государство уничтожит их... В 1991 году они ломали до основания, а в 1993 году из-за сломленного этого государства, из-за того, что они встретили все же сопротивление, они решили восстанавливать тоталитарное государство. Расстрел Белого Дома, авторитарная конституция – они изменили политику. Но поначалу они были носителями как бы европейского, западнического начала. И вокруг них естественно концентрировалась интеллигенция, интеллигенция со своим идеализмом, защитой прав человека, упованиями на демократию – это была страшная каша, которая сразу почти стала сепарироваться и к настоящему моменту, несколько лет назад, стала совершенно четко разделена.
<…> Что случилось с правозащитниками? Юшенков, Похмелкин и прочие были выброшены из этой партии так или иначе, некоторые даже отстрелены. Т.е эта партия действительно становится защитницей крупного капитала.
Когда мы говорили о «Единой России», то что это, в сущности, такое? Это партия нынешней власти. Что такое нынешняя власть? Это власть, которая обеспечивает комфортные условия для крупного капитала. Те крупные бизнесмены, кто не претендует, как ЮКОС, на захват власти… работают вполне нормально.
Я думаю, что крупный бизнес, который будет оказывать сопротивление этому режиму, будет сломлен… Если говорить о более мелком бизнесе, у него нет сил сопротивляться этому режиму, и таким образом, у нас здесь, на правом фланге образуется просто правоконсервативная политическая партия. Она называется «Единая Россия». Лидером ее является глава государства, бизнесу нет никакого резона сопротивляться этой партии… Тем более что «Единая Россия» открывает дорогу для многих. «Единая Россия» становится наподобие КПСС механизмом лифтинга для многих деятелей… Правый фланг оказывается занят… партией, похожей на правоконсервативные партии в Европе. Россия в этой части спектра приходит к классическому пониманию правизны, в европейском понимании правизны.
«ЯБЛОКО», как бы полуправая партия, на мой взгляд, не способно стать центром формирования такой оппозиции. У нее, во-первых, сегодня совершенно невнятная экономическая программа. Во-вторых, у нее, я бы сказал, авторитарное разложение. Когда все решения принимает группа из 2-3, от силы 4-х человек, эта партия не в состоянии развиваться, не в состоянии предлагать инициативу, предлагать серьезных программ… У нас в этом Центре много раз выступал целый ряд очень активных сторонников «ЯБЛОКА», которые на этих выборах не смогли проголосовать за «ЯБЛОКО», только потому что «ЯБЛОКО» не возглавило антипутинскую оппозицию. Вот эти «яблочные» люди неизбежно будут поддерживать Хакамаду, вне зависимости от того, какие экстравагантные заявления она делает.
«Яблочные» организации, пребывающие в тяжелом положении после выборов, пытаются сохраниться в политической среде, включаясь в процесс сбора подписей для Хакамады. И в этот момент опечатываются штабы, рассылаются дерективы, запрещают сторонникам «ЯБЛОКА» собирать подписи и так далее. Это просто свидетельство непонимания того, что с ними происходит.
Точно так же идет война между лидерами. Лукин – несостоявшийся единый кандидат в президенты и Хакамада, самовыдвиженец, сломавшая планы. Они пикируются друг с другом, воюют друг с другом, в то время как в этой ситуации и надо садиться договариваться.
А ведь сегодня авторитарная трансформация страны ставит под угрозу все политические партии. Сегодня надо садиться за стол переговоров даже с коммунистами, которые вряд ли могут войти в эту левоцентристскую коалицию. Но перед нами всеми стоит одна задача – недопущение окончательного уничтожения политической жизни в стране… Представить себе, что кто-то в «ЯБЛОКЕ» сядет за стол политических переговоров с коммунистами я не могу. Вот эта вот сектантско-агрессивная позиция, которая сложилась в руководстве «ЯБЛОКА», недоверие между руководством и рядовыми членами приведет к крушению «ЯБЛОКА».
<…> Те, кто может оказывать реальное сопротивление этому режиму, это и правозащитники… которые ушли от СПС, или остались в СПС пока еще, это многие «яблочники», которые вряд ли смогут существовать в рамках «ЯБЛОКА», это мелкие политические партии, типа СЛОНа или, может быть, более серьезные, типа СДПР, но тоже сегодня политические карлики. Вот они все варятся в единой каше. <…>
Миссия СЛОНа
И вот здесь СЛОН, конечно, должен активно участвовать в создании такой коалиции. Я убежден, что на сегодняшний день создание общедемократической политической партии маловероятно. Попробуйте примирить Ковалева, для которого слово «коммунист» или бывшее участие в КПРФ – это пожизненное клеймо, с коммунистами, для которых упоминание слова «демократ» становится затруднительным. Тем не менее, надо найти такую конфигурацию. На мой взгляд, такая конфигурация выглядит как некое сочетание персональной инициативы, например, оргкомитета, созданного на персональных основаниях, и коалиции или федерации политических партий, которые действуют сообща по основным направлениям политической повестки дня.
Я думаю, что создание такой политической силы является необходимым, и я считаю, что СЛОН как раз находится в центре этой ниши. И хотя СЛОН представляет собой небольшую политическую партию…, тем не менее, он довольно точно позиционирован… Мне кажется, мы имеем все основания активно включиться в создание такой широкой коалиции. Тем не менее, и это, я думаю, последний мой тезис будет, это не перекрывает основные направления деятельности СЛОНА, не ограничивает его возможности превратиться в серьезную политическую партию. Прежде всего, это касается программы.
Мало не допустить сползания к авторитаризму – это сползание все равно произойдет, если не сменится тип экономического развития. Если он не сменится, у нас не будет ни социальной опоры для другого общества, ни перспектив развития самого государства. Россия, в конце концов, будет чахнуть, и я не исключаю, что через поколение или два поколения России как единого государства существовать не будет.
Поэтому программа перехода к новому типу экономики, обеспечивающей как экономический рост, так и обеспечивающей серьезное изменение социальной структуры общества, является для нас ключевой задачей. СЛОН посвящает этому значительные усилия. Кроме того, СЛОН – это партия молодая и неригидная. Сегодня, на мой взгляд, у нас есть очень много общего с горбачевским крылом социал-демократической партии. Странно, что две партии, имеющие практически одинаковое представление о движении вперед, действуют отдельно. Я думаю, что в ходе работы такой коалиции возможно слияние в единую организацию и создание действительно сильной действующей политической партии, партии, которая, с одной стороны, могла бы стать ядром такой федерации, а с другой, серьезным противопоставлением той партийной системе, которая была создана Кремлем. Как мне кажется, у нас есть очень много точек пересечения с лево-либералами, которые есть в КПРФ и которые находятся как бы на краю КПРФ. В этом смысле у СЛОНа серьезная миссия и серьезные возможности. Поэтому я достаточно вдохновлен тем, что открывается перед нами, и лично я готов работать над тем, чтобы реализовать тот проект, который был описан мной в последних словах.
На этом я закончу. Спасибо большое.
