Разделы сайта

Программные документы
Темы сайта

Анонсы, объявления
Последние новости
Пресс-релизы
Архив новостей
Стенограммы выступлений

Статьи и интервью СЛОНов
СМИ про СЛОНа
Открытая партийная газета
Книжная полка

Персональные страницы
Адреса представителей
в регионах

Счетчики

В.В.Лапаева¹, журнал «Социологические исследования», 2001, №8, с.41-51

РОССИЙСКАЯ НАУКА В НОВОМ СОЦИАЛЬНОМ КОНТЕКСТЕ:
ПУТИ САМООПРЕДЕЛЕНИЯ

Необходимость самоопределения

Сегодня ни у кого не вызывает сомнения, что российская наука находится в крайне бедственном положении. Как с горечью заметил в своем докладе на общем собрании Российской академии наук, посвященном ее 275-летию Академии, А.И.Солженицын, «еще никогда за три века своего существования на Руси наука не была покинута в таком пренебрежении и даже нищете»^[i]. В то время, как развитые страны, являющиеся мировыми научно-техническими лидерами, интенсивно наращивают свое могущество за счет научных знаний, наукоемких, инновационных и высоких технологий, Россия все больше скатывается к уровню стран, являющихся сырьевыми донорами и живущих в основном за счет продажи невосполнимых природных ресурсов^[ii].

Вспомним начало перестройки, когда научное сообщество, воодушевленное идеями коренного реформирования советского строя, рассчитывало на то, что курс на радикальную модернизацию страны выведет науку на передние рубежи во всех сферах общественной жизни - от производства до принятия властно-управленческих решений. Однако уже через десять лет можно констатировать, что произошло прямо противоположное. Анализируя причины сложившейся ситуации, известный специалист в области социологии науки Е. Мирская, в частности, пишет: «Реформы 90-х годов, целью которых была модернизация России, должны были бы сохранить науку, превратив ее в инструмент преобразования общества. Однако социально-экономический кризис, грянувший вместе с началом реформ, вынудил реформаторов сразу же, с 1992 г., выбросить науку из сферы своих приоритетов. И надо сказать, что за все последующие годы эта позиция ни разу ее изменилась. ... Весь вопрос в том, сколько продлится в России экономический кризис и хватит ли нашей науке «запаса прочности», который, естественно, не бесконечен»^[iii].

Но объяснение бедственного положения науки лишь экономическим кризисом представляется недостаточным. Ведь мы хорошо видим, что и в условиях кризиса одни слои общества (представители банковской сферы, топливно-энергетического комплекса, высшего и среднего звеньев бюрократического аппарата и т.п.) богатеют, а другие (в том числе и большая часть научных работников) - беднеют^[iv] . Значит, дело не столько в самом в кризисе, сколько в причинах, его породивших и направивших развитие событий определенных групповых интересов. Поэтому нельзя согласиться с распространенным представлением о том, что науке остается только ждать, когда кончится кризис, в надежде, что ей удастся выжить, сохранив свой запас прочности. А тем более не верно рассчитывать на то, что наша наука в ее нынешнем положении способна решить задачу перевода промышленности на новый технологический уровень, обеспечить значительный рост ВВП и таким образом заработать себе достойное финансирование^[v] .

К вопросу о причинах кризиса мы еще вернемся. Но прежде хотелось бы остановиться на путях самоопределения российского научного сообщества с целью аккумулирования и использования им собственного потенциала для своего выживания и развития в нынешних условиях корпоративизации общественной жизни. В складывающихся условиях научное сообщество должно занять активную социальную позицию, найти свое место в формирующемся корпоративном устройстве российского общества и создать собственные рычаги влияния на ситуацию. Речь идет о том, что представители научного труда должны осознать себя как самостоятельную корпорацию, имеющую свои собственные интересы и готовую эти интересы отстаивать. А учитывая то обстоятельство, что наука в современном мире является производительной силой, о представителях научного труда вполне можно говорить не просто как о корпорации, но и как об особом социальном классе. И если вспомнить здесь Гегеля и Маркса (а идеи этих авторов подчас звучат весьма актуально в современной России), то можно сказать, что научному сообществу предстоит трансформироваться из «класса в себе», являющегося пассивным объектом эксплуатации, в «класс для себя», способный выступить в качестве активного субъекта социально-политического действия.

Пока что научное сообщество заметно отстает от большинства коллективных субъектов в плане осознания и отстаивания своих групповых (корпоративных) интересов. Реалии таковы, что, в отличие от научных работников, представители самых разных слоев и групп нашего общества ведут продуманную и планомерную работу по объединению сил для реализации своих групповых интересов и наращивания с этой целью возможностей своего влияния на власть. Каналы влияния на различные властные структуры уже наладили или активно работают в этом направлении крупный, малый и средний бизнес, аграрии, пролетарии, ТЭК, ВПК, организованная преступность, деятели культуры (постоянно находящиеся на авансцене политической жизни и охватывающие широким фронтом весь спектр политических сил) и т.д. И даже олигархи уже не ограничиваются индивидуальными механизмами давления на власть, а объединяются для совместной защиты своих групповых интересов. Особое место в структуре формирующегося корпоративного устройства постсоветской России занимает обильно разрастающееся чиновничество, которое все откровеннее проявляет себя не как представитель общегосударственного начала, а как чиновничья корпорация, отличающаяся от других эгоистически ориентированных группировок лишь существенно большими ресурсами для удовлетворения своих групповых и индивидуальных интересов благодаря «почти неограниченной возможность конвертации власти в собственность»^[vi] .

Что же касается научных работников, то они на этом фоне демонстрируют ярко выраженную социальную пассивность. На мой взгляд, не соответствуют реальности представления о том, будто «научное сообщество России за последние годы все более оформляется в своеобразную корпорацию, которая через различные информационные, правительственные, парламентские, региональные и межрегиональные связи и каналы стала строить и активно лоббировать, проводить свои интересы, осуществлять давление на политическую элиту с целью получения индивидуальных и коллективных выгод»^[vii] . Если подобная работа и ведется, то она не выходит на поверхность общественной жизни, где почти не наблюдается сколько-нибудь заметных следов активной и организованной деятельности в пользу интересов науки или ее отдельных отраслей. Напротив, представители науки в массе своей терпеливо и бескорыстно продолжают работают на общие интересы, связанные с подержанием, насколько это возможно, научно-технического потенциала страны и обеспечением научных потребностей государства, деликатно не напоминая, что в условиях рынка за все надо платить.

Такое положение дел объясняется, по-видимому, прежде всего традициями взаимоотношений российской науки с государством. Ведь в отличие от европейской науки, «концентрировавшейся преимущественно вокруг университетов и существовавшей самостоятельно и независимо в основном за счет совмещения научной деятельности с преподавательской, российская наука родилась и выросла благодаря попечению государственной власти и за счет государства... . Именно в силу этого у российского научного сообщества нет традиций корпоративности и подлинной независимости»^[viii] . Другие причины заметной социально-политической пассивности научного сообщества связаны, на мой взгляд, отчасти с привычкой российской интеллигенции отдавать приоритет духовной, а не материальной стороне жизни, а отчасти с ее глубокой приверженностью идеям реформирования общества, ради осуществления которых она готова в значительной мере поступиться своим благополучием. Можно согласиться с В.Федотовой, считающей, что в отличие от остальных групп и слоев нашего общества, обедневших в ходе проводимых в стране реформ, интеллигенция (а ее костяк составляет именно научное сообщество, а вовсе не находящиеся у всех на виду и на слуху «представители творческой интеллигенции», которые, кстати, демонстрируют завидную активность в отстаивании своих интересов) дольше всех мирилась и все еще продолжает мириться «с ухудшением своего материального положения, с потерей роли среднего класса (по масштабам советского общества) во имя дорогих ей идей»^[ix] .

Однако уже давно пора признать, что характер взаимоотношений науки с государством существенно изменился, что проявилось в резком сокращении бюджетного финансирования науки. Это отбросило нашу страну далеко за тот порог, с которого начинается технологическая деградация. Таким пороговым значением считается сокращение расходов на науку ниже 2% ВВП^[x] , у нас же динамика такова: 1992 г. - 0,54%, 1997 г. - 0,33%, а на 2001 г. планируется довести до 0,23%^[xi] . Принятый недавно новый бюджет страны показал, что каких-то изменений в сфере государственного финансирования науки не предвидится^[xii] . В этих условиях наука вынуждена искать средства для своего выживания в темных лабиринтах нынешнего дикого рынка со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями.

Кроме того, жизнь очень сильно (и, возможно, необратимо) разошлась с теми идеями реформ, которые воодушевляли научное сообщество. Сложилась новая социальная реальность требующая новых форм поведения. В этих условиях российская наука, чтобы выжить и развиваться, должна: 1) осознать корпоративных характер формирующегося в стране общественного устройства и найти свое место в нем в качестве самостоятельной корпорации со своими собственными интересами; и 2) создать эффективные механизмы реализации этих интересов и прежде всего - способы влияния на власть и участия во власти. Рассмотрим каждый из выделенных моментов.

Место науки в корпоративном устройстве российского общества.

Характеризуя сложившийся в стране режим, политологи все чаще используют в последнее время такие термины, как «номенклатурный капитализм», «бюрократический капитализм», «госкапитализм» и т.п. Однако при всей несомненной критичности подобных характеристик они представляются существенно завышенными. Точнее было бы говорить о докапиталистическом (т.е. неофеодальном) состоянии нынешнего российского общества. Причина, по которой страна оказалась в неофеодальной ситуации, кроется, как считает академик В.С.Нерсесянц, в характере постсоциалистического преобразования собственности. В ходе реформ, по его мнению, было осуществлено не разгосударствление собственности, а напротив, огосударствление прежней социалистической собственности (т.е. собственности «всех вместе» и «никого в отдельности»), которая до этого и не была собственностью в политико-экономическом смысле этого слова. Лишь с помощью приватизации, проведенной в интересах узкой номенклатурной прослойки, «постсоветское государство как раз и создало экономико-правовые условия, необходимые для самоутверждения в качестве настоящего собственника. По смыслу этого процесса вся масса объектов бывшей социалистической собственности становится настоящей собственностью государства именно потому, что некоторые ее объекты ... переходят к отдельным членам общества (индивидам, трудовым коллективам, объединениям, акционерным обществам, и т.д.)».^[xiii]

Государственные чиновники постсоветской России, которые реально распоряжаются государственной собственностью, управляя процессами ее приватизации и рыночного функционирования, а также представители крупного российского бизнеса, получившие в результате приватизации из рук чиновников государственную собственность, сформировали новый правящий класс, представляющий собой феодальный по своей природе симбиоз власти и собственности. Таким образом, исторически необходимое преодоление коммунистического тоталитаризма в исполнении его же представителей обернулось бюрократически организованным и во многом криминально осуществленным захватом наиболее лакомых кусков прежней социалистической собственности. Феодальная природа образовавшегося в результате проведенной приватизации правящего класса с неизбежностью деформирует как экономические отношения, так и их политико-правовые формы.

В экономике эти деформации проявляются, прежде всего, в преимущественно паразитарных формах использования ресурсов и достижений прошлого (включая и достижения науки) без сколько-нибудь заметных усилий по их воспроизводству и развитию. При этом очевидная нелигитимность складывающегося общественного устройства провоцирует вывоз полученных таким образом капиталов из страны. Если же оценивать ситуацию с позиций правового подхода, то следует признать, что правовое регулирование зачастую осуществляется не на основе правового принципа формального равенства, а по феодальному принципу права-привилегии. При этом борьба за собственность и за влияние на власть (без чего в современной России нельзя ни получить, ни удержать полученную собственность) проходит в форме откровенной борьбы различных группировок за закрепленные в законе групповые привилегии. С точки зрения политологической характеристики ситуации можно сказать, что вместо гражданского общества как области частных интересов и правового государства как представителя общего начала и выразителя общей воли, мы имеем доминирование в социально-политической сфере сросшихся с властью криминально-олигархических кланов. Различные группировки бюрократии и олигархов азартно делят между собой власть и собственность, а остальные активные субъекты социального действия, объединившись в корпорации, пытаются по мере сил отстоять свои групповые интересы в этой общей борьбе всех против всех.

Надежды на то, что с помощью развития многопартийности удастся переломить тенденцию к неофеодальной корпоративизации социально-политической жизни, себя не оправдали. Корпоративные кланы подмяли под себя партии, ставшие одним из инструментов реализации их интересов. Наблюдаемая сейчас ситуация с принятием нового закона о партиях целиком вписывается в общую схему корпоративного устройства российского общества, где каждая влиятельная группировка стремится к максимальному использованию имеющихся в ее распоряжении властных ресурсов для реализации своего группового интереса. Политические объединения, победившие на последних выборах в Государственную Думу, откровенно спешат закрепить свое доминирующее положение на обозримое будущее, делая ставку на поддержку усилившихся государственных структур, заинтересованных в формировании управляемой нижней палаты парламента и партийно-политической системы в целом. Закон о партиях, ограничивающий круг участников политического процесса крупными партиями, ориентирован на то, чтобы прервать едва наметившийся естественный процесс партобразования и навязать обществу «выразителей его интересов» в лице нескольких политических структур, сумевших на данном этапе занять доминирующие позиции в Государственной Думе^[xiv] .

Таким образом, уже достаточно очевидно, что все наиболее влиятельные участники политического процесса, т.е. «те, кому удалось занять выгодное положение в хаотическом становлении симбиоза бюрократии, публичных политиков и приватизировавшей государственную собственность новой финансово-промышленной элиты, заинтересованы ... в том, чтобы сохранить за собой и максимизировать преимущества в рамках существующего режима»^[xv] . Поскольку в их руках находятся сейчас практически все основные ресурсы власти и собственности, то следует признать, что тенденция к корпоративизации социально-политических отношений приобрела уже большие обороты, страна прочно вступила на эту колею и будет двигаться по ней в обозримом будущем. С данным фактом, конечно, не надо мириться, но его необходимо учитывать.

Для научного сообщества учет этого обстоятельства должен означать понимание следующих принципиальных моментов. Прежде всего - это признание того факта, что в условиях тотальной войны эгоистических групповых интересов и очевидной неспособности чиновничества быть выразителем общегосударственного начала российская наука осталась по существу единственным социальным институтом, выражающим интересы сохранения, воспроизводства и развития общества в целом. Она является наиболее компетентным, ответственным и заслуживающим общественного доверия субъектом социального действия, способным выражать интересы той значительной части населения, которая осталась за рамками корпоративных кланов, получивших доступ к власти и собственности.

Второй момент связан с пониманием того, что в контексте сложившихся у нас корпоративных порядков любой общий интерес (включая и представленный наукой общий интерес, связанный с поддержанием жизнедеятельности общества в целом) - для того, чтобы он был признан и осуществлен, - по необходимости должен быть выражен в корпоративной форме, в виде интереса самостоятельной корпорации, способной утвердиться, выжить и действовать в напряженной борьбе с уже имеющимися мощными корпоративными группировками. Это означает, что представителям науки необходимо осознать себя в качестве такой корпорации, сформулировать свои корпоративные интересы (причем, не в виде набора декларируемых притязаний, а в форме научно обоснованной социально-политической программы, конкретизированной в пакете взаимосвязанных законопроектов) и заняться созданием и укреплением организационных структур, способных добиться реализации своих интересов.

Как справедливо заметил в данной связи С.А.Магарил, «исторический опыт неумолимо свидетельствует: социальные группы, не способные сформулировать политику в защиту собственных интересов, не способные сформировать влиятельные организационные структуры для реализации этой политики - оттесняются на экономическую и социальную обочину, подвергаются эксплуатации и неизбежно деградируют»^[xvi] . Разделяя целый ряд позиций, изложенных в процитированной статье названного автора, не могу согласиться с тем, что в качестве такой группы интересов он выделяет интеллигенцию в целом. Российская интеллигенция (как бы ни определять данное понятие, ускользающее от четких формулировок) - это слишком неоднородное по своей социальной структуре образование, чтобы можно было бы говорить о ее корпоративной идентичности. Не случайно автор, не сумев сформулировать корпоративный интерес интеллигенции, подменяет эту проблему формулированием задач интеллигенции, которые он видит в подвижнической работе по демократической модернизации общества в интересах большинства путем политического и правового просвещения сограждан. В этом, заключает он свою статью, - исторический и нравственный долг интеллигенции перед народом^[xvii] . Такой подход к проблеме представляется весьма благородным, но мало конструктивным в сложившихся условиях.

Думаю, нам надо реже произносить всуе слово «интеллигенция», оставив его для характеристики той нравственной элиты, которая способна осуществлять подвиг подвижничества в духе высокой российско-интеллигентской традиции. К остальной же образованной части общества целесообразно подходить с более трезвыми мерками, понимая, что в данном случае фактором групповой идентичности служит не идея долга перед согражданами, а осознание своих интересов и профессиональных ценностей в контексте интересов и ценностей всего общества. С позиций такого подхода есть все основания для выделения научного сообщества в качестве самостоятельной корпорации. При этом важно иметь в виду, что наука (научное сообщество) - это отнюдь не рядовая корпоративная группировка со своими обособленными эгоистическими интересами. Наука, несущая в общество объективное (и в этом смысле общезначимое) знание, а не заинтересованное мнение той или иной группы или клана, - это корпорация общих интересов.

Общезначимый характер интересов науки особенно отчетливо проявляется в современных условиях, когда научные знания становятся главным фактором социально-экономического и социально-политического развития. Современный мир - это мир, созданный и поддерживаемый наукой. Данное обстоятельство имеет как свои плюсы (в обстановке нормального развития науки, а вместе с ней и общества, государства, производства и т.д.), так и минусы - техногенные катастрофы и социальные конфликты, развал и крах производственной инфраструктуры и всех социально-политических институтов в условиях деградации науки и невыполнения ею своих функций по поддержанию и развитию общественного целого. Тревожный предвестником катастрофического сценария событий в России стала трагедия подводной лодки «Курск». Не случайно именно этот символ использовал для характеристики положения российской науки директор Института ядерных исследований РАН академик В.Матвеев, комментируя свою беседу с президентом страны. «Если наша наука погибнет, как этот передовой подводный корабль, - сказал он, - у страны останется мало надежд на будущее»^[xviii] . Поэтому в сложившейся ситуации самоорганизация научного сообщества в качестве сплоченной корпорации, способной в перспективе стать мощной социально-политической силой, является актом осознанной ответственности за общие дела и интересы всего народа.

Однако само по себе понимание того, что интересы отечественной науки совпадают с интересами страны, будущее которой зависит сейчас от того, удастся ли ей в ближайшее время «форсировать развитие собственных передовых технологий, создать благоприятные условия для их ускоренного внедрения и быстрой, радикальной модернизации производства»,^[xix] не может объединить представителей науки (хотя и является важным фактором, воодушевляющим к такому объединению). Для формирования сплоченной научной корпорации необходимо прежде всего четкое осознание своих собственных интересов широкими массами научного сообщества. В настоящее время такого осознания нет. Есть лишь понимание настоятельной потребности изменения сложившегося положения дел в области отношений между наукой и государством: о необходимости реформ в этой сфере заявило около четырех пятых ученых ряда академических институтов, опрошенных специалистами сектора социологии науки Института истории естествознания и техники РАН. Однако при этом лишь малая часть ученых смогла ответить на вопрос, что именно следует изменить в системе управления и системе финансирования академической науки^[xx] .

То обстоятельство, что научное сообщество до сих пор не выработало единой внятной позиции по ключевому для себя вопросу о принципах взаимоотношения науки и государства в современных условиях (несмотря на то, что эта тема активно дискутируется уже на протяжении нескольких лет^[xxi] ) не случайно. Это обусловлено, прежде всего, сложностью проблемы, решение которой возможно лишь в контексте той или иной концепции реформирования всей системы общественных (и прежде всего социально-экономических) отношений. Кроме того, фактором, препятствующим выработке общего подхода науки к данному вопросу, является социальная неоднородность научного сообщества, в рамках которого из обедневшей в целом научной среды выделилась активная деловая прослойка, с выгодой для себя осваивающая рыночные формы реализации научного знания. Однако предпринимаемые в последнее время государством меры по правовому упорядочению сферы своих взаимоотношений с наукой требуют мобилизации сил всего научного сообщества и его активного участия в этом процессе. В противном случае интересы науки (в том числе и тех ее представителей, кто демонстрирует сейчас рыночную предприимчивость) могут оказаться существенно ущемленными. Чтобы этого не произошло, науке необходимо, прежде всего, иметь собственную внутренне согласованную позицию, отражающую интересы научного сообщества как единого целого.

Главным направлением, по которому государству и науке предстоит вырабатывать взаимоприемлемые подходы, является определение четких правовых границ участия отечественной науки в рыночных отношениях. Государство, которое по сути дела, вытолкнуло науку в рынок, в последнее время проявляет все большую озабоченность последствиями этой политики и в первую очередь тем, что в условиях неразвитости в России наукоемкого производства вхождение нашей науки в рынок нередко оборачивается дешевой распродажей научного потенциала страны западным фирмам^[xxii] . В свою очередь, ученые имеют не меньше оснований быть недовольными проводимой государством политикой в области управления наукой. Научное сообщество в целом болезненно переживает то обстоятельство, что вынужденная погоня за прибылью, несвойственная природе науки, ведет к свертыванию некоммерциализируемых областей научного знания и прежде всего фундаментальных исследований. При этом даже те ученые, которые сумели встроиться в рыночные отношения, в массе своей не чувствуют себя комфортно. Ведь неразвитость механизмов защиты интеллектуальной собственности, нечеткость законодательства о государственной тайне, о служебных и секретных, изобретениях, о коммерческой тайне и т.п.^[xxiii] приводит к тому, что рыночное использование объектов интеллектуальной собственности в их наиболее важной и доходной части слабо гарантировано от возможности развития событий по модели знакового «дела Поупа». Очевидно, что здесь надо искать правовые подходы, которые устроили бы и государство, и науку.

Важнейшей точкой пересечения интересов государства и науки является проблема интеллектуальной собственности. Однако интерес, проявляемый научным сообществом к этой проблеме, явно не соответствует ее значению. Уже в течение нескольких лет идет работа над третьей частью Гражданского кодекса РФ, в которой предполагается во многом по-новому регламентировать отношения, связанные с защитой права интеллектуальной собственности, определением субъектов интеллектуальной собственности, охраной и использованием объектов этой собственности и т.д., но столь важные для науки вопросы до сих пор так и не стали предметом широкого обсуждения, а различные варианты готовящихся правовых решений не были опубликованы в печати и доступны в настоящее время лишь узкому кругу специалистов.

Кроме того, в третьей части Гражданского кодекса должны получить законодательное оформление положения Указа Президента РФ от 22 июля 1998 г. о закреплении за государством прав на результаты научно-технической деятельности, полученные за счет средств государственного бюджета^[xxiv] . От того, каким образом эти положения будут конкретизированы в законе, будет зависеть возможность научных организаций и отдельных ученых получать доходы от основных результатов своей научной деятельности, поскольку большинство этих результатов было получено в ходе исследований, финансируемых государством. В настоящее время есть большие опасения по поводу того, что начавшаяся во исполнение этого указа работа по инвентаризации и оценке интеллектуальной собственности будет проведена не столько с целью вовлечения ранее полученных результатов в хозяйственный оборот, сколько с фискальными целями^[xxv] и завершится масштабным огосударствлением объектов интеллектуальной собственности, лишив таким образом науку существенной доли ее главного достояния, созданного усилиями нескольких поколений отечественных ученых. Очевидно, что эта проблема также требует серьезного публичного обсуждения, результатом которого должен стать своего рода «общественный договор» между наукой и государством.

Заметное напряжение внутри научного сообщества создает и нынешняя правовая неупорядоченность способов, форм и пропорций перераспределения результатов рыночного использования научной продукции внутри отдельных исследовательских коллективов. Ни для кого не секрет, что продвинутые в рынок представители того или иного научного коллектива зачастую реализуют на рынке результаты труда, полученные не только и даже не столько ими. Кроме того, при этом нередко используется в коммерческих целях то обстоятельство, что реализуемая на рынке научная продукция создана под эгидой авторитетной научно-исследовательской организации (вывеска которой по сути дела выступает здесь в качестве товарного знака), эксплуатируются оборудование, помещения научного учреждения и т.д. Конечно, определенная часть финансовых средств, получаемых от рыночного использования научного знания перераспределяется затем среди остальной части трудового коллектива. Однако устанавливаемые волевыми решениями научной администрации пропорции такого перераспределения зачастую несправедливы по отношению к тем научным работникам, которые, не будучи непосредственно связаны с рынком, несут на себе основной груз по поддержанию и развитию соответствующей области научного знания и прежде всего ее фундаментальной составляющей. Это исподволь разрушает сформировавшуюся в российской науке систему ценностей и свойственную ей атмосферу коллективного научного творчества, ведет к неоправданной социальной дифференциации научного сообщества и подрывает его единство, столь необходимое ему в нынешних условиях. Очевидно, что данная сфера взаимоотношений внутри научного сообщества требует надлежащего правового регулирования, основанного на балансе интересов как рыночно активной его прослойки, так и тех, кто продолжает работать в отраслях знания, не имеющих непосредственного выхода на рынок.

При определении правовых параметров участия науки в рыночных отношениях следует исходить из понимания того обстоятельства, что главное в науке - это творчество нового знания, а не торговля полученными знаниями. Непосредственное участие ученых в рыночных формах реализации их научного труда, безусловно, возможно и даже необходимо, но в весьма ограниченных масштабах. С точки зрения рыночных отношений существенно то, что в процессе научного творчества создается продукт, который в условиях современного рынка является наиболее доходным товаром. В этом смысле наука и так уже давно «вошла в рынок». Проблема лишь в том, что наше государство, которое управляет общенациональными делами, к каковым в силу своей общезначимости, безусловно, относится и наука, не рассматривает науку как партнера по рыночным отношениям. В стране за постперестроечный период сменилось уже несколько премьеров-реформаторов и несколько составов правительства, каждый из которых заявлял о своей приверженности рыночным реформам. При этом отношения между наукой (как сферой производства научной продукции) с одной стороны, государством и обществом (как пользователями этой продукции), с другой стороны, остаются не реформированными, не приведенными в соответствие с новыми реалиями постсоциалистической системы рыночных отношений. Продукт научного труда - научные знания - не воспринимается государством в качестве товара, за который надо платить по рыночным ценам.

Чтобы изменить эту ситуацию, науке в ее трудных переговорах с властью необходимо продемонстрировать свою силу не только в смысле формулы Фрэнсиса Бэкона «Знание - это сила», но и в прямом смысле слова - как социально-политическую силу, осознающую свои групповые интересы и умеющую их отстаивать.

Научное сообщество как социально-политическая сила: пути становления.

Что необходимо сделать научному сообществу для самоорганизации в качестве социально-политической силы? Прежде всего, надо прекратить интеллигентские метания между правыми и левыми (это работа на чужой интерес), признать тот факт, что в обозримой перспективе наша социальная реальность будет развиваться не по идейным сценариям либералов или коммунистов, а по корпоративному принципу, и вплотную заняться повышением конкурентоспособности своей корпорации.

Конечно, у науки как корпорации нет скрепленных приватизацией связей с исполнительной властью, нет пока и финансовых ресурсов, которые позволили бы наравне с другими мощными кланами влиять на партии, имеющие фракции в парламенте. Но у научного сообщества есть кадровые, организационные и интеллектуальные ресурсы, необходимые и достаточные для создания сильной собственной партии (условное название - Партия поддержки российской науки), главной целью которой должна стать защита интересов научной корпорации. Для этого есть многочисленное сообщество людей, понимающих ценность науки и ее определяющее значение для общества (это, конечно, еще не идейно-политическое согласие, но для начала хватит и этого). Есть свои лидеры и среди них - люди с ярким гражданским темпераментом, известные и уважаемые в обществе. Есть разветвленная сеть институтов и вузов по всей стране с налаженной системой сотрудничества. Есть большое влияние на образованную молодежь. Немало людей, так или иначе связанных с наукой, работает в бизнесе и в госаппарате. Но самое главное - это то, что корпоративный интерес науки объективно совпадает с интересами всего общества. И если научное сообщество сумеет объяснить это людям, то Партия поддержки российской науки найдет опору в народе и сможет стать реальной социально- политической силой, действующей в интересах всего общества. объяснить..

Почему речь должна идти именно о партии, а не просто об общественной организации, опирающейся на поддержку научной общественности и тех слоев общества, которые понимают роль и значение науки страны на нынешнем этапе ее развития? Да потому, что партия - это тот единственный канал влияния на власть и участия во власти, который можно создать своими силами, не рассчитывая на помощь со стороны чиновников и даже вопреки их вполне возможному противодействию. Это не значит, конечно, что не нужно формировать иные общественные объединения ученых, активизировать профсоюзы научных работников, развивать такую форму самоорганизации научного сообщества, как общественные академии и т.д. Безусловно, необходимы усилия и в этих направлениях. Однако практика взаимодействия наших органов власти с общественными объединениями и иными структурами гражданского общества показывает, что возможности легального лоббирования этими структурами своих интересов весьма ограничены и уж во всяком случае значительно ниже, чем у партии, имеющей хотя бы нескольких представителей в парламенте страны.

Поэтому на данном этапе нам нужна партия, которая ставила бы своей целью участие уже в следующих парламентских выборах как по партийным спискам, так и в одномандатных округах. По закону о партиях (в том виде, в котором он, судя по всему, будет принят в ближайшее время) коллективными участниками политического и избирательного процессов на общефедеральном уровне станут только партии, имеющие не менее 10 тысяч членов и региональные отделения более чем в половине субъектов Российской Федерации при наличии не менее ста членов в каждом из региональных отделений. В условиях нынешней политической апатии населения численность партии в десять тысяч членов - это, конечно, очень высокая планка для вновь создаваемой организации, которой к тому же предстоит жесткая конкуренция с монополизировавшими политической процесс олигархическими, чиновничьими и партийными корпорациями. Но российская наука сможет и собрать под свои знамена десять тысяч членов, и выдержать любую конкуренцию. Если, конечно, научное сообщество сумеет осознать себя единой корпорацией со своими специфическими интересами и самоорганизоваться для реализации этих интересов.

Работу по созданию собственной партии нельзя затягивать, потому что по действующему избирательному законодательству партия, которая могла бы участвовать в следующих выборах в Государственную Думу должна быть зарегистрирована Министерством юстиции РФ не позднее декабря 2002 г. (т.е. за год до следующих выборов). Начинать надо с образования инициативной группы энтузиастов, члены которой взяли бы на себя подготовку проектов программы и устава будущей партии. Обсуждение этих проектов в средствах массовой информации и в научных коллективах по стране - хороший способ определить реальные возможности по созданию структурных подразделений партии в различных субъектах Федерации. Если этот предварительный этап работы будет успешным, можно переходить к осуществлению тех процедур по созданию партии, которые, будут закреплены в готовящемся сейчас законе о партиях. Согласно прошедшему первое чтение проекту этого закона, речь пойдет о следующих стадиях: 1) создание организационного комитета с численностью не менее 10 человек и регистрация его в Министерстве юстиции РФ; 2) открытие расчетного счета оргкомитета и сбор средств в виде пожертвований на организацию партии; 3) проведение учредительного съезда партии, в котором должно принять участие не менее 150 делегатов, проживающих более чем в половине субъектов Российской Федерации; 4) получение партией свидетельства о регистрации; 5) создание региональных отделений партии и регистрация их в органах юстиции.

Очевидно, что на пути создания Партии поддержки российской науки будет немало проблем. Далеко не все из них можно предвидеть заранее. Поэтому в плане научного обеспечения работы по созданию партии было бы целесообразно провести серию социологических исследований, направленных на изучение социальной структуры научного сообщества и степени его социальной дифференциации в условиях рынка, реальных доходов научных работников и их источников, определить меру осознания научными работниками себя в качестве самостоятельной корпорации, степень их готовности к активным действиям по защите интересов своей корпорации и в том числе - к участию в работе по созданию партии, возможность формирования общей идеологической платформы для объединения научного сообщества и т.д. В ходе таких исследований было бы полезно, в частности, выявить неформальных лидеров научного сообщества в центре и регионах, а также выяснить, какие средства массовой информации пользуются наибольшей популярностью в этой среде, с тем, чтобы эффективным образом организовать пропаганду идеи создания партии и обсуждение проектов ее программы и устава.

Трудно, конечно, рассчитывать на то, что вновь созданная партия сразу же пройдет пятипроцентный барьер при выборах по партийным спискам и сможет сформировать свою фракцию в нижней палате парламента. Но провести несколько человек в одномандатных округах - вполне посильная задача. Эти несколько человек смогут существенно укрепить Комитет Государственной Думы по образованию и науке (вспомним, как эффективно работали на Съезде народных депутатов СССР депутаты, выдвинутые от АН СССР в рамках квоты от общественных объединений). Наличие в Думе своих депутатов позволит научному сообществу от пожеланий и просьб, адресованных к исполнительной власти, перейти к выработке законопроектов, отражающих позицию и интересы науки по актуальным проблемам ее взаимодействия с государством. Кроме того, с помощью партии можно будет обеспечить интеллектуальную, организационную и пиаровскую поддержку своим депутатам со стороны широких научных кругов не только по вопросам, непосредственно связанным с интересами науки, но и по самым разным направлениям законодательной деятельности, относящейся к компетенции российских ученых.

Другое важное направление социально-политической самоорганизации научного сообщества связано с расширением возможностей использования для защиты интересов науки таких традиционных форм организации ученых как академии наук. Академии как организации, объединяющие наиболее известных ученых, имеют возможность, публично выражать и авторитетно представлять в диалоге с властью интересы всего научного сообщества. В настоящее время академии наук в России существуют в двух организационно-правовых формах: как общественные объединения (общественные академии наук) и как государственные учреждения. К последним относятся Российская академия наук и ряд отраслевых академий.

При этом признанное лидерство в научном сообществе принадлежит РАН, которая почти за трехсотлетнюю историю своего развития на базе уникальной формы сочетания самоорганизации научного сообщества с существенной государственной поддержкой сложилась в мощную организационную структуру, пронизывающую и объединяющую в единое целое все направления фундаментальной науки, ее материально-техническую базу и многочисленные научные кадры.

Все это делает РАН основным каналом влияния на власть, имеющимся в настоящее время в распоряжении научного сообщества. В контексте такого взгляда на ситуацию на данном этапе представляются ошибочными (т.е. не соответствующими интересам научной корпорации) предпринимаемые время от времени попытки придать государственный статус общественным академиям наук. Подобное рассредоточение «центров влияния» на властные структуры привело бы к существенному ослаблению позиций науки.

С этой же точки зрения не вызывает сомнения и та опасность для научной корпорации, которую представляют сейчас любые попытки ликвидации РАН как центра управления фундаментальной наукой и превращения академии в «элитный клуб обладателей почетного звания»^[xxvi] . Подобные идеи обычно сопровождаются предложениями о распылении научно-исследовательских институтов на «группы по интересам» и переходе от государственного финансирования науки к заключению исследовательскими коллективами договоров с государством и другими наукопользователями на конкурсной основе, передаче имущества академических институтов государству, разделении РАН на отдельные академии естественных, точных и гуманитарных наук и т.п. Такая концепция реформирования науки и реорганизации РАН, в основном изложенная еще в известном письме А.Яковлева Генеральному секретарью ЦК КПСС М.Горбачнву от 5 ноября 1991 г., в последнее время вновь активно обкатывается в общественном мнении.

В этой связи по-прежнему актуально звучат слова академика РАН В.Коптюга, сказанные им в начале 90-х годов: «Почему такая жажда раздробить Академию наук на малосвязанные между собой осколки? Я считаю, что это обусловлено пониманием того, что единое научное сообщество - это огромная интеллектуальная сила, которая будет препятствовать навязыванию России статуса развивающейся державы. И было бы совсем неплохо, если бы наше научное сообщество в полной мере осознало всю важность сохранения РАН как системы , как дома единого академического сообщества»^[xxvii] . Поэтому очень важно, чтобы идущие в последние годы дискуссии по поводу реформирования РАН и структурной перестройки всей российской науки не вылились бы во внутринаучные распри, подрывающие единство научного сообщества. Это сейчас - работа на самоуничтожение. Сохранение значения РАН как общего фундамента и системообразующего центра всего российского научного сообщества является необходимым условием конкурентоспособности науки в борьбе с другими корпорациями и олигархическими кланами за свои интересы.

Конечно, РАН за долгую историю своего существования сумела противостоять уже многим попыткам разрушительной реорганизации, устоит она и на этот раз. Однако сохранение РАН является на данном этапе всего лишь задачей-минимум. В условиях нынешней ломки всего общественного устройства стратегические задачи выживания и развития российской науки требуют существенного укрепления позиций РАН в ее взаимоотношениях с властью, повышения ее влияния на процессы принятия властных и управленческих решений.

В настоящее время есть все основания говорить о невостребованности науки руководством страны. Именно так формулирует, в частности, академик Г.Осипов наиболее болезненную точку во взаимоотношениях РАН с властными структурами. Решение этой проблемы он предлагает искать в двух направлениях. Первое - предоставление права президенту РАН «непосредственно, минуя чиновников от науки, выносить на рассмотрение правительства или доводить до сведения президента наиболее важные и принципиальные разработки академии, рекомендации по практическому использованию научных открытий и изобретений...»^[xxviii] . Второе направление - это такое взаимодействие с правительством, в рамках которого правительство ставило бы перед академией проблемы, требующие научного решения, а академия предлагала бы свои проекты и осуществляла бы экспертизу наиболее принципиальных решений, принимаемых правительством и Государственной Думой. К «законодательному закреплению за академией наук статуса главного экспертного органа правительства» и предоставлению академии «решающего слова в оценке эффективности крупномасштабных проектов»^[xxix] призывает в своих публикациях и академик Д.Львов, о необходимости выполнения Академией наук «объективно предназначенной ей роли высшего научного эксперта»^[xxx] говорит академик К.Фролов и др.

Боюсь, что предложения академиков, традиционно адресованные исполнительной власти и главе государства, в значительной мере окажутся также невостребованными, как и многие иные предложения ученых. А если эти идеи и будут частично реализованы, то в самом невыгодном для науке варианте: ученых завалят заданиями на бесплатные экспертизы и проекты так, что «мало не покажется». При этом, выборочно используя те или иные научные идеи и разработки, власть в целом останется при своих позициях, да еще получит дополнительную возможность сделать науку (и прежде всего РАН) козлом отпущения за свои ошибки. Специалисты, занимающиеся, в частности, юридической экспертизой законопроектов, давно убедились, что профессиональная аргументация эксперта может оказывать влияние на сложившуюся позицию законодательной или исполнительной власти, как правило, до тех пор, пока рассматриваемая проблема не выходит за рамки правовой материи. Но если проблема ставится в политической плоскости (а на уровне высших органов власти любое правовое, как, впрочем, и иное, решение в своей концептуальной части имеет политическое звучание), то шансы на то, что заключение эксперта в этой его части будет востребовано, становятся весьма незначительными. Во всяком случае, если первоначальная позиция властного субъекта и изменится, то, скорее всего, не под влиянием научной аргументации, а под давлением тех сил, которые используют эту аргументацию в своих интересах. Поэтому, чтобы влиять на власть в существенных вопросах, а не обслуживать ее, уточняя детали ее концепций и подчищая огрехи формулировок, надо иметь те силы в обществе и в формируемых обществом представительных органах власти, которые могли бы защитить позицию науки в том или ином вопросе.

В наших условиях лишь опора на общественные силы и зависящего от них законодателя даст науке возможность уйти от положения вечного просителя и занять равноправную позицию в диалоге с исполнительной властью, которая в России традиционно считается главным образом с силой. И только с таких позиций имеет смысл предлагать президенту и правительству страны те или иные формы организации их взаимодействия с наукой. Ведь если, например, глава государства не захочет напрямую общаться с главой научного сообщества, то законодатель может предоставить президенту РАН такое право, даже если придется для этого преодолеть вето президента страны. То же самое можно сказать и по поводу предложения акад. Г.Осипова о том, чтобы глава государства непосредственно курировал РАН. И хотя, как известно, «насильно мил не будешь», определенный эффект от такого способа решения проблемы, скорее всего, удастся достигнуть.

Что же касается научной экспертизы решений, принимаемых структурами законодательной и исполнительной власти, то, на мой взгляд, такая экспертиза должна проводиться не по заданиям со стороны органов власти, а по инициативе самого научного сообщества, оформленной как инициатива Президиума РАН. При этом необходимо законодательно закрепить особый статус академической экспертизы (например, речь могла бы идти о том, что экспертное заключение, подписанное Президиумом РАН, в обязательном порядке оглашается на заседании правительства или на пленарном заседании Государственной Думы и что в случае несогласия с заключениями экспертизы соответствующие министерства, парламентские комитеты и иные органы должны представить свои аргументированные возражения). Такой подход к проведению независимой академической экспертизы предполагает, что научное сообщество должно иметь своевременную информацию о готовящихся решениях исполнительной и законодательной власти. Поэтому было бы целесообразно определить в законодательстве перечень вопросов, по которым правительство обязано заблаговременно информировать Президиум РАН о готовящихся проектах своих решений. Что же касается отслеживания и отбора законопроектов, нуждающихся в академической экспертизе, то основную нагрузку в решении этой проблемы могли бы взять на себя депутаты, выдвинутые в парламент Партией поддержки российской науки.

Можно предложить и другие правовые подходы к повышению статуса науки в ее взаимоотношениях с властью. Одним из них является предоставление РАН права законодательной инициативы. При этом задача-минимум - закрепление за академией права законодательной инициативы по вопросам ее специального ведения, связанным с проведением фундаментальных и прикладных научных исследований и координацией фундаментальных исследований, проводимых за счет средств федерального бюджета (аналогично предоставленному высшим судебным инстанциям праву законодательной инициативы по вопросам их ведения). А задача-максимум - это право РАН на осуществление законодательной инициативы по всем вопросам, относящимся к предмету научной компетенции академического сообщества. Подготовку депутатского корпуса и общественного мнения к такой постановке вопроса необходимо начинать уже сейчас, чтобы при первых же практических шагах законодателя по изменению действующей Конституции можно было бы представить соответствующий законопроект.

В качестве промежуточного шага в направлении к данной цели можно предложить закрепить за РАН право вносить в законодательные органы и органы, обладающие правом законодательной инициативы, предложения по изменению или дополнению действующего законодательства. В настоящее время действующее законодательство предоставляет такое право, например, органам государственного регулирования безопасности при использовании атомной энергии в пределах их компетенции^[xxxi] . Норма о предоставлении РАН права внесения подобных предложений законодательного характера, могла бы быть закреплена в законе «Об академиях наук», разработка которого стоит в плане мероприятий Правительства РФ по реализации положений закона «О науке...». Параллельно с этим было бы целесообразно дополнить Регламент Государственной Думы РФ положением о том, что при официальном внесении в парламент законопроекта, основанного на предложениях РАН, на титульном листе данного законопроекта указывается, что законопроект (или его концепция) предложены Российской академий наук. Такое уточнение, несомненно, способствовало бы повышению статуса данного законопроекта.

Усилия по созданию Партии поддержки российской науки и укреплению позиций РАН могут дать ожидаемый эффект лишь при наличии заинтересованного участия со стороны как научного сообщества, так и более широких слоев общественности. Обеспечение такого участия в условиях нынешней апатии и деморализации общества требует усилий со стороны прежде всего руководства РАН (ведь у научного сообщества нет других оргструктур, которые могли бы взять на себя эту нагрузку). В данной связи было бы целесообразным создание в рамках Президиума РАН пресс-службы, деятельность которой способствовала бы: 1) осознанию научным сообществом своего единства и общности своих интересов; 2) утверждению в массовом сознании значения науки для развития культурной, духовной сферы жизни (пока что у нас в обыденном представлении культура и духовность ассоциируется главным образом с артистами и духовенством); 3) самоидентификации научного сообщества в качестве духовной и социальной элиты общества, ответственной за судьбы народа; 4) доведению до общества понимания роли науки в современном мире, а также того обстоятельства, что в нынешней России поддержка науки является необходимым условием выживания общества и выхода его из кризиса.

Наука - это созидательная сила, работающая на общее благо, на рационализацию и прогрессивное развитие всей системы производственных, общественных и духовных отношений. Именно поэтому, как верно заметил академик Е.Примаков во время встречи В.В.Путина с ведущими учеными страны в августе 2000 г., идея поддержки науки - это «одна из непременных составляющих той национальной идеи, которая должна объединить российское общество»^[xxxii] . Если научное сообщество осознает данное обстоятельство и сумеет объяснить это людям, то научная корпорация найдет опору в народе и сможет стать реальной социально- политической силой, действующей в интересах всего общества.

Обсудить на Форуме на нашем сайте.

Примечания:

1. Главный научный сотрудник Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ, доктор юридических наук.
Вернуться

[i] Солженицын А.И. Наука в пиратском государстве. Слово при получении большой Ломоносовской медали Российской Академии наук. - Независимая газета, 3 июня 1999 г., с.8.
Вернуться

[ii] Классификацию стран в зависимости от уровня их научно-технического развития см.: Ракитов А.И. Роль науки в устойчивом развитии общества. - Вестник РАН, 1997, т.67, №12, с.1061.
Вернуться

[iii] Мирская Е. Российская академическая наука в зеркале социологии. - НГ-НАУКА, №5, 24 мая 2000, с.13.
Вернуться

[iv] Весьма выразительные в этом плане цифры приводит в своих работах академик Д.Львов, по расчетам которого рента от использования природных ресурсов страны (а на нее, кстати, приходится 75% общего прироста совокупного дохода России) почти целиком «присваивается финансовыми и другими олигархами, а также криминальным бизнесом». - Львов Д. Экономическая модель ХХ1 века. Все, чем сегодня располагает наша страна - не что иное как рента от использования ее природных ресурсов. - НГ-политэкономия, №19, 1999, 29 декабря, с.7.
Вернуться

[v] См.: Лесков Л. О реформе научной деятельности в России. - НГ-Наука, №3, 21.03.2001 г., с.3
Вернуться

[vi] Смирнов В.В. Российская демократия: испытание «сильным государством». - Профессионалы за сотрудничество. М., 2000, вып.4. с.44.
Вернуться

[vii] В.Н.Титов. Цит.соч., с.64.
Вернуться