|
Беседа с Ильей Пономаревым, руководителем Информационно-технологического центра КПРФ О возможности создания левой коалиции Что Вас привело к левым, к коммунистам, каков Ваш интерес в этой политической структуре?
- Было два основных фактора, которые повлияли на мой выбор политической позиции. Первый. Я довольно долго работал в бизнесе, в самых разных структурах. У меня была и своя компания, и я работал в малом бизнесе, работал в крупной транснациональной западной компании, работал в ведущей российской олигархической структуре. То есть, удалось изучить проблему с разных сторон. И на определенном этапе я пришел к выводу, что консерваторию надо менять, в том виде, в каком она сейчас построена. То есть, то, что мы сегодня имеем, это не отдельные издержки, перегибы и так далее, как говорят правые, а это неправильно отстроена изначально система в целом. И корень проблемы в том, как прошла приватизация - бессмысленно для государства и несправедливо для граждан страны.
Наши политические оппоненты часто говорят, что они продавали за бесценок лучшие активы тем, кого мы теперь называем олигархами, с целью скорейшего возрождения промышленности. Они говорят, что все, что принадлежало государству, работало неэффективно. При этом приводится пример Восточной Германии, где за одну марку отдавали в частные руки крупнейшие заводы. Я не хочу спорить о том, надо ли было приватизировать гиганты социндустрии или не надо - понятно, что они в любом случае не могли сохраниться в новых условиях без существенных перемен. Но уж если было принято решение о приватизации, надо было выбрать один из двух принятых во всем мире подходов: продажи государством своих активов по максимально возможной цене или бесплатной передачей активов в частные руки. В первом случае надо было сначала выставить на продажу те государственные активы, которые являлись наиболее проблемными, причем провести предварительно реструктуризацию для максимально возможного увеличения их цены. Во втором случае надо было избавляться, прежде всего, от тех предприятий, с которыми связаны максимальные социальные обязательства, и не трогать более "вкусные" активы, пока остается менее ликвидный "товар". Причем при выборе этого подхода принципиально проводить передачу в частные руки не по небольшой цене, а бесплатно - только так возможности у претендентов будут равными.
В России же все было наоборот. Во-первых, сначала избавлялись от лучших активов (нефтянка) с наименьшими социальными проблемами и наибольшей прибылью. Во-вторых, продавали за бесценок (доходы от приватизации никогда не были значимой статьей поступлений в бюджет), но не бесплатно, поэтому возможности были неравными, и отсюда неминуемо было появление "олигархов". Причина проста - задача приватизации была не экономическая (доходы в бюджет, оживление экономики, рабочие места и т.п.), а политическая - сделать возврат во времена СССР невозможным. Эта задача была блестяще выполнена Чубайсом и его окружением. Но сложившееся положение дел не принято населением - люди справедливо посчитали, что их обманули, обещая равные возможности для всех. Вместо этого узкий круг товарищей все распилил между собой, и мы пришли к тому, к чему пришли. Появление системы "управляемой демократии" со всеми ее прелестями в виде ограничения свободы слова, бюрократизацией экономики и тому подобным было неизбежно - а как еще можно сдержать социальный протест? Отсюда очевидно, что разрушить эту систему могут только те, кто не связан своими классовыми интересами с российским олигархическим капитализмом - только левые.
Такой вывод у меня созрел достаточно давно. Но я не видел возможности приложить свои усилия в рамках существующих политических сил до 2002 года - т.е. до того момента, когда в Думе произошло известное "кадротрясение", когда коммунистов лишили всех портфелей. В результате крупнейшая в стране партия наконец освободилась от иллюзий причастности ко власти, в которых она пребывала до того. Ведь прежде довольно много было таких связывающих ее ниточек. Нынешние думские коммунисты и так достаточно осторожны сами по себе, и не склонны к резким действиям, привыкнув жить в другое время и в других обстоятельствам. Да еще их и привязывали всячески к своим кабинетам. Так вот той весной я посчитал, что, наконец, эти путы порваны, и появилась возможность и, главное, потребность в приложении своих сил.
- Т.е. КПРФ стало реальной оппозицией, несвязанной никак с властью и с существующим олигархическим режимом… Существуют ли для Вас вещи неприемлемые в коммунистической идеологии?
- В идеологии, безусловно, нет. Странно быть членом партии, взгляды которой ты не разделяешь! Но другое дело в понимании этой идеологии. Я хорошо помню конец 80-х, когда шла дискуссия о возврате к ленинским принципам построения социалистического общества. Будучи ответственным за идеологию в московской пионерской организации, я как раз ей непосредственно занимался. Помню, какие были споры о том, как трактовать то или иное высказывание основателя коммунистической партии. Сейчас тем более. У нас недавно было большое молодежное собрание, были люди из многих левых структур. И мы были полностью согласны в том, что основа для сотрудничества между нами - "коммунистическая идеология". Но был задан вопрос - а нас там было 20 человек - а мы вообще-то одинаково понимаем, что такое коммунистическая идеология? И тут же выяснилось, что у 20 присутствовавших 30 мнений на этот счет, даже у тех, которые работают в одной организации.
Я считаю, что наша общая платформа - марксизм, который является инструментом познания мира. Он ничуть не устарел - как может устареть лопата? Но мы не можем сидеть и молиться на канаву, выкопанную этим инструментом в начале прошлого века. Беда КПРФ в том, что никто пока не пытался, к сожалению, применить его для того, чтобы описать то, что мы видим за окном. Положения трудов классиков, описывавших социально-экономические процессы в момент перехода общества из аграрной и индустриальную стадию, пытаются применить сегодня, когда мы стоим на пороге постиндустриальной, или, как ее еще называют, информационной фазы развития. Я, например, не согласен с утверждением, что рабочий класс по-прежнему является передовой силой современного общества. Моя точка зрения, что он сейчас занимает ту же нишу, что 100 лет назад крестьянство - это объективный попутчик, но не опора левых. Вообще, прикрываясь революционной фразой и не вдумываясь в ее смысл, оправдать можно что угодно - примеры из нашей истории у всех перед глазами. Да и сейчас подобный соблазн у некоторых моих коллег явно присутствует.
- Насколько Вам кажется вообще возможным создание широкой левой коалиции и где те точки соприкосновения, которые действительно всех будут устраивать? Ведь для целого ряда левых, например правозащитников или членов СЛОНА, будут неприемлемы коммунистические положения. Например, правозащитники будут припоминать репрессии. Так вот, где то поле, в котором могут сотрудничать и люди из КПРФ, и социал-демократы, СЛОН и так далее?
- Мне кажется, что первая вещь, о которой было бы крайне целесообразно условиться заранее - это прекратить попрекать друг друга историей. Понятно, что в КПРФ есть очень много людей, которые говорят, что сталинизм, времена Сталина - это лучшее, что было у страны. Есть и принципиальные противники этой точки зрения. Да что Сталин, если нет единства по вопросу о последнем российском царе! Православные - к которым себя причисляют некоторые члены Президиума ЦК - его вообще чтят как святого мученика, невинно убиенного большевиками, наследниками которых считает себя компартия в целом, и те же члены Президиума в частности. Но есть же официальные решения КПРФ, наших съездов, которые довольно внятно выражают к этому отношение партии. В частности, есть решение, которое подтверждает резолюции XX и XXII Съездов КПСС по вопросу культа личности, репрессий и так далее. Но вообще все вопросы истории настолько противоречивы, что в любом периоде в любой стране можно накопать столько всего на противоборствующие стороны... Причем это поступки часто даже не наших отцов! Так что лучше это все вынести за скобки, иначе содержательной межпартийной дискуссии просто не получится. Это первый момент.
Второй момент. В большом наследстве есть не только большие минусы, но и большие плюсы. Основатели партии уже имели опыт как формирования, так и распада надпартийных левых фронтов, которыми были Интернационалы. Так что есть труды, в которых определена разница между коалицией левых сил и единой партией, проанализированы совершенные ошибки, обозначены подводные камни. Безусловно, у нас у всех разные точки зрения на отдельные вопросы, именно поэтому у нас разные партии. Может быть, когда-нибудь позиции двух-трех-четырех партий сблизятся настолько, что они сольются в одну. Но пока это отдаленная перспектива, которая не имеет никакого отношения к вопросу формирования единой коалиции - здесь и сейчас.
Коалиция строится, прежде всего, по единству действий. То есть у нас есть некие общие базовые принципы, общие идеалы. Мы о них изначально договариваемся, кладем на бумагу в виде объединительных тезисов, декларации, манифеста этой самой коалиции. А далее у нас есть конкретные действия, которые мы совершаем, причем каждая из организаций может как участвовать, так и не участвовать в конкретных акциях. Главное, что есть некие нормы поведения внутри коалиции, которые заключаются в том, что у нас есть общий противник, и мы занимаемся не внутренними разборками, а борьбой против общего врага. Этот общий враг - система олигархического капитализма, построенного в России, неоКПСС - партия "Единая Россия", персонально фигура гаранта незыблемости этой системы - нынешнего президента.
- Как бы Вы прокомментировали такой термин как "новые левые" и чем они отличаются от "старых левых"?
- На мой взгляд, Рубикон здесь находится на следующей линии: "старые левые" - это люди, которые хотят возврата в прошлое, а "новые левые" - это люди, которые хотят движения в будущее. Идеалы же у тех, кто хочет возврата, и у тех, кто хочет новое общество, в значительной степени совпадают. Просто консервативные круги в той же КПРФ считают, что у нас уже был очень близкий к этим идеалам подход в советские времена. Я в этом не уверен. Думаю, что да, безусловно, было очень много хорошего тогда, и если выбирать между тем, что творится сейчас на улицах и тем, что творилось 20 лет назад, я бы, наверное, предпочел бы 20 лет назад. Но тот путь тоже никуда нас не вел - это не был социализм в ленинском понимании этого слова.
У меня был один начальник, который любил повторять - никогда не стремись к монополии, всегда давай возможность потребителю твоего товара сравнивать тебя с другими и убеждаться в твоем превосходстве. Может быть, именно поэтому население России, не имевшее возможность сравнивать социалистический и капиталистический путь развития во времена СССР, не имевшее возможность свободно говорить, не имевшее возможность съездить за границу, не могло в полной мере оценить преимущества, которые имело. Поэтому оно и не встало на защиту единства страны в 1991 году, дав возможность меньшинству навязать всем остальным свою волю, фактически отказавшись от социалистических завоеваний. Сколько бы мы сейчас там не говорили, что это все сделала кучка заговорщиков - то это тоже не так. Никакая кучка заговорщиков бы это не сделала, если бы это не произошло при молчаливом непротивлении большинства населения. И люди объективно проголосовали за Ельцина в 1991 году. И они хотели перемен, Виктор Цой об этом даже песню написал, которую пела вся страна; другое дело, что они не хотели таких перемен. И вот это как раз дело "новых левых" - предложить ту альтернативу, которую реально будет разделять большинство населения России.
См. также интервью с Пономаревым Градус политической борьбы будет нарастать и выступление Пономарева на ЦС партии СЛОН
|
